Ожерелье голубки

Ибн Хазм Абу Мухаммед Али

Поистине, друзья его, что вчера здесь были, пришли для блуда, а не для пения. Они сделали свое дело, а ты — осел, нагруженный глупостью и неразумием.

И я много раз произносил эти стихи, так что, наконец, хозяин собрания сказал мне: — Ты наскучил нам, заставляя их слушать. Сделай милость, оставь их или скажи другие. — И я перестал, и не знал я, — не замечает он или притворяется не замечающим, и не помню я, чтобы я потом возвращался в это собрание.

Я сказал об этом человеке поэму, где есть такие стихи:

Ты, несомненно, лучший из людей по мыслям, убеждению, намерениям и помыслам. Пробудись же! Некоторые из тех, кто сидел вчера с нами, совершают дело великое. Не всякий поклон — знай это — молитва, — нет, и не всякий, у кого глаза, — зрячий.

Рассказывал мне Салаб ибн Муса аль-Калазани: — Говорил мне Сулейман ибн Ахмад, поэт: — Вот что рассказывала мне одна женщина,

по имени Хинд, которую я видел на Востоке (а она совершила пять паломничеств и была из ревностных богомолиц). Она говорила мне, — рассказывал Сулейман: — О сын моего брата, не думай хорошо ни о какой женщине! Я расскажу тебе про себя нечто такое, что знает Аллах, великий и славный! Я ехала по морю, возвращаясь из паломничества (а я уже отказалась от земной жизни), и была я пятой из пяти женщин, которые все совершили паломничество, и мы ехали по Красному морю. А среди матросов на корабле был один человек, сухощавый, по виду высокий ростом, широкоплечий и хорошо сложенный, и увидела я в первую ночь, что подошел он к одной из моих товарок. И затем он подходил ко всем женщинам в следующие ночи, и не осталось ему никого, кроме нее (она разумела самое себя), — и вот, — говорила она, — я сказала себе: — Я обязательно тебе отомщу! — И я взяла бритву и зажала ее в руке, и матрос пришел ночью, как обычно, и когда он сделал то же, что делал во все ночи, я уронила на него бритву. И он испугался и встал, чтобы уйти, и мне сделалось его жалко, — говорила женщина, — и я сказала ему, схватив его: — Не двигайся, пока я не возьму с тебя мою долю! — И он удовлетворил свое желание, — говорила старуха, — и попросил у Аллаха прощения.

У поэтов есть удивительные и тонкие намеки в переносном смысле; к этому принадлежат мои слова, когда я говорю:

Он пришел ко мне, а вода облаков лилась в воздухе, как чистое серебро, когда распластывают его и льют. Месяц темных ночей спустился с горизонта — говори же о любящем, который получил то, чего не достигнуть! Он таков, что если бы ты меня о нем спросил, был бы моим ответом один лишь смех. От чрезмерной моей радости подумал бы ты, что я его не замечаю, — о, дивись же тому, кто уверен и сомневается!

Я скажу еще отрывок, где есть такие стихи:

Ты пришел ко мне, когда месяц всходил в воздухе немного раньше, чем ударяют христиане в било. Он походил на бровь старца, которую почти покрыла седина, и был согнут и тонок, как выгиб ступни, И сверкал на горизонте лук Аллаха [137] , одетый во все цвета, как хвосты павлинов.

Поистине, когда видим мы, как враждуют те, кто сблизился не ради Аллаха великого после любви, и отвертываются друг от друга после близости, и порывают после дружбы, и ненавидят один другого после влюбленности, и утверждается вражда, и укрепляется ненависть в груди их, — в этом откровение и запрет, если встречает он умы безупречные, глубокие воззрения и здравую решимость. Что же думать о жестоких карах, которые уготовил Аллах тем, кто ему не повинуется, в день расчета в обители воздаяния, и о снятии покрова, в присутствии созданий его, «в тот день, когда забудут все кормилицы о тех, кого кормят, и скинут беременные бремя свое, и покажутся люди опьяненными, хотя они не опьянены, — но наказание Аллаха жестоко» [138] . Да поставит нас Аллах в число тех, кто пользуется его благоволением и достоин его милости!

137

«Лук Аллаха» — радуга.

138

Коран, гл. XXII, стихи 2, 3.

Я видел одну женщину, любовь которой была не ради Аллаха, великого и славного. Я знал, что она чище воды, мягче воздуха и крепче гор, и утверждается сильнее, чем качества в телах, и была она светлее солнца, вернее, чем то, что видишь, ярче звезды, правдивей, чем пепельные ката, удивительнее, чем судьба, прекраснее милости, красивее, чем лицо Абу Амира [139] , усладительнее здоровья, слаще мечты, ближе души, не дальше, чем родословная, и устойчивей, чем резьба на камне; но потом не замедлил я увидеть, что эта любовь превратилась во вражду, которая ужаснее смерти, пронзительнее стрелы, горше болезни, печальнее, чем прекращение милости, отвратительнее, чем постигшая месть, пронзительней холодного ветра, вредоносней глупости, гибельнее победы врага, тяжелее плена, тверже скалы, ненавистнее, чем снятие покрова, дальше Близнецов, труднее, чем борьба с небом, тягостнее, чем вид пораженного несчастьем, омерзительнее, чем нарушение обычаев, ужаснее внезапной беды и отвратительнее смертоносного яда, и не родится подобная вражда от желания отмстить и обиды из-за убийства отцов и пленения матерей. Таков обычай Аллаха для людей разврата, которые направляются не к нему и идут к другому, и выражено это в слове его — велик он и славен! — «О, если бы не взял я такого-то в друзья! Отклонил он меня от поминания, после того как оно пришло ко мне» [140] . И подобает разумному искать защиты у Аллаха от того, во что ввергает любовь.

139

Абу Амир — по-видимому, тот друг Ибн Хазма,

о непостоянстве которого говорилось на предыдущих страницах «Ожерелья».

140

Коран, гл. XXV, стихи 30, 31.

Вот Халаф, вольноотпущенник Юсуфа ибн Камкама, знаменитого военачальника. Он был одним из приверженцев Хишама, сына Сулеймана, сына ан-Насира [141] , и, когда Хишам был взят в плен и убит и бежали те, кто помогал ему, Халаф бежал среди них и спасся. Но, прибыв в аль-Касталят, он не мог вытерпеть без одной своей невольницы, которая была в Кордове, и вернулся обратно, и захватил его повелитель правоверных аль-Махди, и велел его распять; я еще вижу его распятым на лугу у Большой реки, и был он точно еж на стреле.

141

Неудачный соперник аль-Музаффара ибн Абу Амира, ставленник легитимистов — приверженцев Омейядов. Заговор против «ль-Музаффара, организованный ими в 1006 г., был раскрыт.

Рассказывал мне Абу Бекр Мухаммад, сын везира Абд ар-Рахмана ибн аль-Лейса, — помилуй его Аллах! — что причиною его бегства в квартал берберов во дни, когда те ушли с Сулейманом аз-Зафиром, была только невольница, которой он увлекался, перешедшая к кому-то из тех, кто был в той стороне, и он едва не погиб в этом путешествии.

Эти два события, хотя они не относятся к предмету главы, все же свидетельствуют о том, насколько любовь ведет к гибели, готовой и явной, которую одинаково могут понять и разумный и глупый; что же сказать о защите Аллаха, которой не уразумеет тот, у кого слаба проницательность?

Пусть не говорит человек: — Я один! — Если он и уединился, то все же видит и слышит его ведающий сокровенное, который «знает о взглядах украдкой и о том, что скрывает грудь» [142] , и знает он «тайну и то, что еще более скрыто» [143] . «Нет тайной беседы троих, при которой он не был бы четвертым, или пятерых, где не был бы он шестым, и меньше ли того будет их или больше, всегда будет он с ними, где бы ни находились они» [144] , «и знает он то, что в груди» [145] , «и ведает скрытое и явное» [146] .

142

Коран, гл. XL, стих 20.

143

Коран, гл. XX, стих 6.

144

Коран, гл. LVIII, стих 8.

145

Коран, гл. LVII, стих 6

146

Коран, гл. VI, стих 73.

«Скрываются от людей, но не скрыться от Аллаха, который с ними» [147] , и сказал он: «Создали мы человека и знаем, что нашептывает ему душа его, и мы ближе к нему, чем яремная вена. Вот внимают два внимающие, сидящие справа и слева; не произнесет он слова без того, чтобы не был над ним соглядатай уготованный» [148] . Пусть знает тот, кто легко относится к грехам, полагаясь на отсрочку возмездия, и отворачивается от повиновения своему господу, что Иблис был в раю с ангелами, приближенными к Аллаху, но из-за одного ослушания, ему случившегося, заслужил он проклятие навсегда и наказание вечное и превратился в сатану, побитого камнями, и был удален от возвышенного места.

147

Коран, гл. IV, стих 108.

148

Коран, гл. L, стихи 15-17.

А вот Адам — да благословит его Аллах и да приветствует! — за одно согрешение был он выведен из рая к несчастьям мирской жизни и горестям ее, и если бы не принял он слов господа своего и не простил бы его Аллах, наверное, был бы он среди погибших.

Или считаешь ты, что тот, кто пренебрегает Аллахом, господом своим, и его сонмами, чтобы увеличились прегрешения его, думает, что он выше для творца его, чем отец его Адам, которого создал Аллах своей рукою и вдохнул в него дух свой и заставил пасть перед ним ниц ангелов, достойнейших для него созданий, или ему тяжелей наказать его, чем Адама? Нет, но когда люди считают мечты сладостными и стезю пороков гладкой и не разумны воззрения их, ведет это их к ущербу и позору. И если бы не удерживал от совершения греха запрет Аллаха великого и не ограждали от этого суровые наказания, то, поистине, дурная молва о согрешившем и великая обида, возникающая в душе того, кто так делает, были бы наибольшим препятствием и сильнее всего удерживали бы человека, смотрящего глазами истины и следующего по пути прямому. Как же иначе, когда Аллах — велик он и славен! — говорит: «…И те, кто не убивает душу, которую сделал Аллах запретною, иначе как за истинное, и не прелюбодействуют. А кто делает это, получит воздаяние: удвоится для него пытка в день воскресения и пребудет он в ней навек униженным» [149]

149

Коран, гл. XXV, стихи 68-69.