Ожерелье из звезд
Шрифт:
— Вы помните как огорчалась мама, когда вы играли с большими ставками! — сказала Беттина.
— В том обществе, где я бываю, по-другому не играют, — ответил сэр Чарльз. — И, честно говоря, Беттина, мне нравится рисковать. В то же время…
Он замолчал, и Беттина поняла, что отец думает о тех неприятных минутах в конце месяца, когда приходят счета от торговцев и слуги ожидают выплаты жалованья. И прежние времена мать, бывало, с тревогой глядела на мужа, зная, что денег на все никогда не хватает. Сэр Чарльз нервно прошелся по комнате.
— Вот
В его голосе звучали нотки нескрываемой гордости — даже хвастовства.
— Но на все это нужны деньги. Разъезжая по гостям, я, конечно, имею крышу над головой, ем и пью, сколько мне угодно, — и даже получаю лошадей, если хочу поохотиться. Но мне нужна одежда, чтобы появляться в обществе, и личный камердинер, который бы обо мне заботился.
Видя, что Беттина внимательно его слушает, сэр Чарльз продолжил:
— А еще мне необходимо, чтобы у меня оставался этот дом, куда я мог бы возвращаться, когда я в Лондоне. О какой-то экономии просто не может идти речи.
— Я могу это понять, папа.
Тогда ты должна понять и то, что я не из жестокости говорю: как бы мне ни хотелось, я не могу себе позволить расходов на содержание дочери. Беттина тихо вздохнула.
— Я намеревалась быть очень экономной, чтобы вам не приходилось много на меня тратить.
— А ты считаешь, что я захотел бы, чтобы ты сидела дома, в роли бесплатной прислуги, вместо того чтобы занять подобающее тебе место в обществе? — едва сдерживая гнев, спросил сэр Чарльз. — Я горжусь тобой, Беттина, особенно теперь, когда увидел, какой ты стала красавицей. Если тебя одеть как следует, то ты вызовешь в обществе настоящий фурор! И, черт подери, именно этого я для тебя и хочу!
— Но как, папа? Как мы можем это сделать?
Беттине показалось, что ее отцу трудно подобрать подходящие слова. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он ответил:
— Когда твоя мать умерла, мне пришлось продать ее драгоценности, чтобы оплатить похороны, счета врачей и еще кое-какие расходы.
Беттина напряженно застыла.
Не признаваясь себе, она все-таки надеялась, что жемчуг, который всегда носила ее мама, и серьги с бриллиантами и бирюзой, которые она помнила с детства, так же как и кольцо к ним, когда-нибудь будут принадлежать ей.
— Ничего другого я тогда сделать не мог, — продолжал тем временем оправдываться сэр Чарльз. — Но одну вещь я сохранил: бриллиантовую звезду. Она специально просила, чтобы эта вещь осталась тебе.
— Я так люблю эту звезду! — воскликнула Беттина. — Когда мама прикалывала ее к волосам, мне всегда казалось, что она похожа на фею с рождественской елки.
— Я продал ее сегодня утром! — резко сказал сэр Чарльз.
— Вы… продали ее… Папа?
— Чтобы можно было купить платья, которые тебе понадобятся в качестве гостьи
Какую-то секунду Беттине хотелось сказать отцу, что он не имел права продавать драгоценность, которую оставила ей мать. Но она любила отца — и заставила себя промолчать.
— Наверное… мама захотела бы… чтобы вы именно так и сделали, — прошептала она после недолгого молчания. — Я понимаю… Вы хотите мной гордиться.
Она почувствовала, как отец глубоко вздохнул и расслабился — словно он боялся, что она будет на него сердиться. Потом у него снова весело заблестели глаза, и он сказал:
— Ну, я-то всегда буду тобой гордиться, но не забудь: главное — надо, чтобы тобой восхищался лорд Юстес!
Личный поезд герцога вез их в Саутгемптон. Глядя на своих спутниц, Беттина решила, что, если бы ей хотелось понравиться лорду Юстесу, она надела бы совсем другое платье — непохожее на то, которое было на ней сейчас. За тс годы, которые она провела в пансионе мадам Везари, считавшемся модным и престижным, подруги, следившие за модой, делились с ней знаниями о том, как надо одеваться. Врожденный вкус позволял Беттине приспосабливать моду к тому, что требовала ее необычная внешность.
Красота ее очень светлых волос — настолько светлых, что при некотором освещении они казались белыми, — терялась в сочетании с яркими цветами, которые предпочитали дамы, приглашенные герцогом на его яхту.
Светские красавицы были в алых, ярко-синих и изумрудно-зеленых нарядах, И на их маленьких шляпках покачивались пышные страусовые перья в тон платьям. Турнюры их буквально щетинились от оборок и гигантских атласных бантов, которыми они были щедро разукрашены. По подолу юбок, вокруг шеи и па запястьях тоже были оборки. Вся эта многоцветная роскошь в соединении с блеском дорогостоящих ювелирных украшений заставляла собрание дам походить на клетку с попугаями.
В отличие от них, на Беттине было бледно-голубое платье, такого мягкого, нежного цвета, что оно служило превосходным фоном для ее светлых волос. Ленты шляпки, завязанные под подбородком, заставляли ее кожу казаться необычайно нежной — почти прозрачной.
Поскольку до отъезда оставалось совсем немного времени, Беттина смогла купить всего несколько платьев — да и те только потому, что фигурка у нее оказалась настолько миниатюрной, что ей подошли туалеты, сшитые не на обычных покупательниц, а для изящных манекенов, выставленных в витринах. Как это ни странно, их почти не понадобилось переделывать.
Летние платья купить было вообще невозможно — а ведь отец предупредил ее, что, когда они приплывут в Исмаилию, ей нужны будут летние наряды. К счастью, в гардеробе ее матери нашлось несколько платьев из легких, тонких тканей, как раз тех мягких, пастельных тонов, которые так шли Беттине.
Как приятно было надеть красивую новую одежду! Беттине казалось, что после многих лет, когда она носила темные и скучные школьные платья, она превратилась в бабочку, только-только выходящую, из кокона.