Ожерелье планет Экумены
Шрифт:
Явно недоставало только одного типа технологических приспособлений. Библиотека была скудна на руководства по электронике, которая воспринималась практически на уровне инстинкта. Мальчишкам нравилось делать миниатюрные устройства для передачи сигналов из комнаты в комнату. Однако здесь не было телевидения, телефона и радио, а также телеграфной связи с окружавшим Поляну миром. Способов передачи сигналов на дальние расстояния не существовало. В гараже Восточного Крыла, правда, стояли несколько машин на воздушной подушке собственного изготовления, но ими пользовались только мальчишки для игр. На узких лесных тропах таким
Работа по дому и на ферме, для всех без исключения, была легкой и необременительной. Что касалось удобств, то люди жили в тепле и чистоте, но не более, а пища была здоровой, хотя и однообразной. Жизнь в Доме отличалась монотонной неизменностью совместного проживания и спокойной умеренностью. Безмятежность и однообразие жизни сорока четырех членов Дома были обусловлены его изолированностью — ближайший к нему Дом Катола находился почти в тридцати милях к югу.
Поляну со всех сторон окружал дремучий, неисхоженный, равнодушный Лес. Непроходимая чаща, а над нею — небо. Ничего враждебного человеку, ничто не загоняло людей в строго очерченные рамки, как в городах былых времен. Вообще, сохранить нетронутыми хоть какие-то атрибуты развитой цивилизации здесь, где люди столь малочисленны, само по себе было крайне рискованным предприятием и выдающимся достижением, хотя для большинства из них это казалось вполне естественным: таким уж сложился общепринятый стиль жизни. Ничего другого они и представить себе не могли.
Фальк все воспринимал несколько иначе, чем остальные дети Дома, поскольку ни на минуту не должен был забывать о том, что пришел он из этой необъятной, чуждой человеку чащи, такой же зловещий и одинокий, как и бродившие в ней дикие звери, и что то, чему он научился в Доме Зоува, было подобно тоненькой свечке, горевшей посреди океана тьмы.
За завтраком — хлеб, сыр из козьего молока и темное пиво — Меток предложил сходить вместе поохотиться на оленей. Фальк обрадовался приглашению. Старший Брат был очень искусным охотником, таким же постепенно становился и он сам; во всяком случае, это их сближало.
Но тут вмешался Глава Дома:
— Возьми сегодня Кая, сынок. Я хотел бы переговорить с Фальком.
Каждый из обитателей Дома имел свою личную комнату для занятий или работы, а также для сна, когда становилось прохладно. Комната Зоува была маленькой и светлой, с высокими потолками. Окна ее выходили на запад, север и восток. Глядя на скошенные поля поздней осени и черневший вдали лес, Глава Дома произнес:
— Вот там, на прогалине, Парт впервые увидела тебя пять с половиной лет назад. Немало воды утекло с тех пор! Не настало ли время нам поговорить?
— Наверное, Глава, — робко ответил Фальк.
— Трудно судить наверняка, но мне кажется, что тебе было около двадцати пяти лет, когда ты объявился здесь. Что осталось у тебя от тех двадцати пяти лет?
— Кольцо, — сказал Фальк и на мгновение вытянул левую руку.
— И воспоминания о высокой горе?
— Воспоминания о воспоминании, — Фальк пожал плечами. — Как я вам уже говорил, я часто натыкаюсь в своей памяти на звуки голоса, мимолетные движения, жесты, расстояния… Все это каким-то образом не стыкуется с
Зоув присел на скамью у окна и кивком предложил Фальку сесть рядом.
— Ты впитывал знания с поразительной быстротой. Я гадал: а что, если Синги, с учетом широкомасштабной колонизации иных миров и контроля за человеческой наследственностью в былые времена, выбрали нас за наше послушание и тупость, а ты — отпрыск некоей мутировавшей человеческой расы, каким-то образом сумевшей избежать генетического контроля?.. Но кем бы ты ни был, ты в высшей степени умный человек… И мне интересно, что же ты сам думаешь о своем загадочном прошлом?
Около минуты Фальк хранил молчание. Невысокий, худой, хорошо сложенный мужчина. Его очень живое и выразительное лицо сейчас было весьма мрачным и полным тревоги. Чувства отражались на нем столь же явственно, как и на лице ребенка. Наконец, видимо придя к какому-то решению, Фальк сказал:
— Когда я учился прошлым летом у Раины, она показала мне, чем я отличаюсь от нормального человека с точки зрения генетики. Отличие совсем невелико — всего один или два витка спирали. Ну, как различие между «вей» и «о».
Зоув с улыбкой поднял глаза на Фалька, когда тот сослался на столь захвативший его воображение Канон, но молодой человек оставался совершенно серьезным.
— Тем не менее можно безошибочно утверждать, что я — не человек. Быть может, я какой-нибудь урод или мутант, появившийся на свет в результате случайного или преднамеренного воздействия, или инопланетянин. Лично мне наиболее вероятным кажется предположение, что я — плод некоего провалившегося генетического эксперимента, вышвырнутый экспериментаторами за ненадобностью… Трудно сказать наверняка. Я предпочел бы думать, что я — инопланетянин и прибыл к вам с какой-то другой планеты. Во всяком случае, это означало бы, что я не одинок во Вселенной.
— Что вселяет в тебя уверенность, что существуют другие обитаемые миры?
Фальк удивленно поднял брови, задав вопрос, в котором вера ребенка соседствовала с логикой зрелого мужчины:
— А разве есть причины полагать, что другие планеты Лиги уничтожены?
— А разве есть причины думать, что они вообще существовали?
— Этому меня учили вы сами, а также книги, легенды…
— И ты веришь им? Ты веришь всему, что мы тебе рассказали?
— Чему же еще мне верить? — Он покраснел. — Какой резон вам лгать мне?
— Мы могли бы лгать тебе во всем, день и ночь, по любой из двух веских причин. Потому, что мы — Синги. Или потому, что мы думали, будто ты служишь им.
Возникла пауза.
— Но я мог бы служить им, сам того не зная, — сказал Фальк, опустив глаза.
— Не исключено, — кивнул Глава. — Ты должен учитывать такую возможность, Фальк. Между нами говоря, Меток всегда был убежден, что твой мозг запрограммирован. И все же он никогда не лгал тебе. Никто из нас не пытался преднамеренно ввести тебя в заблуждение. Один поэт сказал как-то тысячу лет назад: «В истине заключается человечность…» — Зоув произнес эти слова торжественным тоном, а затем рассмеялся. — Двуличен, как и все поэты. Да, мы поведали тебе обо всем, что сами знали, Фальк, не кривя душой, но, возможно, не все наши предположения и легенды согласуются с истиной…