Ожидание обезьян

Битов Андрей Георгиевич

— Вот ты бы съел армянина? — спрашивал ОН…

— Я? армянина? никогда! — возмущался Валерий Гививович.

— А ты съел бы Валерия Гививовича? — спрашивал ОН Миллиона Помидоров.

И т. д. И опять Павел Петрович не дал перейти гастрономическим разногласиям в национальные, грызне в резню, удержав на всем скаку норовистый спор над пропастью еврейского вопроса.

— А я бы, — категорически заявил он, — никогда не разделял бы мясо по национальному признаку, а ел бы всех без разбору… Это было бы полезно во всех, и прежде всего в экологическом, отношениях.

Я бы ел его, если бы он был вкусный. Но он, я уверен, отвратителен на вкус, ибо более гнилого существа не существует в природе. Да, я берусь утверждать, что он и от природы самое несовершенное существо. Совершенство идет по нисходящей по мере эволюции: муха совершеннее слона и инфузория совершеннее мухи. И все, что бегает, оторвавшись от среды, несовершеннее того, что укоренено, не совершеннее растения. Только растение пребывает в земле и в небе, во тьме и в свете, в смерти и в жизни… И все — совершеннее человека! Несовершенство человека и есть его приговор. Не полуцилось! не полуцилось. Творение было заброшено на этом этапе. Эволюция прекращена. Нам осталось лишь вырождение, мутация…

— Павел Петрович, — вдруг с вежливой вкрадчивостью встрял ОН. — Снимите волосок с губы…

Павел Петрович машинально пощипал губу в поисках…

— Чтобы он не мешал вам пиздеть, — отчетливо произнес ОН.

— Что-что? — недослышал я.

— Выключи кипятильник…

В наступившей тишине было слышно, как всхлипывал доктор.

— Не хочу про эволюцию! не хочу про мутацию!.. Про диплодоков хочу! они были веселые, добрые, радовались жизни… любили танцевать…

— Ну да. Белокурые, голубоглазые…

На том берегу что-то сверкнуло, потом еще раз. В наступающих сумерках было не разобрать. Неужто высекают искру?

— Что ты сейчас сказал?? — Я не узнал своего голоса.

— Я просто сказал, не забыл ли ты выключить кипятильник…

— А разве ты его не выключил?

— Я не выключал.

— Точно?

— Точно.

Это вспыхивали глаза! Глаза вожака на том берегу… Но как ярко!

— Не может быть, чтобы ты меня не съел… — доносилось из кустов.

— И даже на необитаемом острове не съел бы! — Гордость звучала в голосе.

— Брезгуешь?

Трещали кусты, сверкал глаз вожака, на подоконнике раскалялась выкипевшая джезва… Я, ОН, ПП и ДД.

— Запрет на то или иное мясо, табуирование тех или иных животных, по сути, та же мембрана, предзапрет, чтобы не есть мясо человека…

— Мембрана из бифштекса?.. Ха-ха. Нет заповеди «не ешь», есть заповедь «не убий».. Почему число заповедей не соответствует числу смертных грехов?..

— Если это чревоугодие, если ты торчишь на этом мясе, только тогда это смертный грех… Надо страстно хотеть съесть человека!

— Чревоугодие — это не гурманство…

— Человек как башня… Недаром прямоходящий, вертикальный… Зверь — тот всегда очи долу… Башня же у нас — с дырами, рот, нос, глаза, уши, прочее… Семь дыр для семи грехов… Дыры вооружены мембранами… Заповеди, запреты, табу, целомудрие… Если мембрана прорвана, человек разгерметизирован — в дыру свободно входит искушение, грех, зло,

дьявол… Вот именно он штурмует… Тараны, приставные лестницы… Поджог… Человек возгорается изнутри… Пожар… Башня пылает… Из окон и бойниц сыплются искры и вырывается пламя… У Брейгеля эти башни, у Босха… сколько хотите…

— Соответствует ли количество дыр числу грехов?

— Если считать пару за единицу, то — шесть. А грехов — семь.

— В глазах нет дыр.

— В детстве я был уверен, что зрачок — дырочка, даже пробовал перед зеркалом иголочку туда ввести…

— Ну и как?

— Побоялся. В зеркале все наоборот.

— Человек несовершенен, потому что должен себя совершить. Сам. С Божьей помощью, конечно. Это не приговор — быть человеком, а назначение.

— Не хотите же вы сказать, что человек — это профессия?

— Именно что хочу.

— Профессия… назначение… башня… еще скажите, скудель греха. Дыры… Прав доктор, червь изобрел наше тело.

— Я раб — я царь, я червь — я бог!..

— Дыры же — две. В одну входит, в другую выходит.

— Человека же два… Един был мытарь, а другий фарисей…

— Вы фарисей, Павел Петрович!

— Это я-то?! Да кто больше мытарствовал моего!..

— Это все равно, в какую дыру вам гордыня залетит. Нечем хвастаться. Нынче фарисей куда больше мытарь, чем вы. Фарисей стал мытарем, а мытарь — фарисеем.

— Два человека вошли в храм…

— И оба не вышли.

— Нет, именно оба вышли. Два мытаря вошли в храм, а два фарисея вышли.

— И получился Прометей!

— Не Прометей, а Данко. Прометей был до Рождества Христова.

— А пошли бы вы… со своим прогрессом! Колесо, огонь, рычаг… Рабство вот единственное изобретение человека.

— Прометей изобрел не огонь, а самогонный аппарат. Поэтому у него были нелады с печенью. Цирроз — в переводе «орел».

— С какого?.

— С медицинского.

— «Сидеть орлом» — оттуда же?

— Не исключено. Пьянство — это чревоугодие?

— Спорный вопрос. «Ешьте, пейте. Это тело Мое и кровь Моя»… Кто сказал?

— С одной стороны…

— С одной стороны не бывает. Дыры же — две…

— Только одна сторона и есть. Как там? «Пока не станет живое мертвым, а мертвое живым»…

— Внешнее — внутренним, а внутреннее — внешним…

— Мужчина — женщиной, а женщина — мужчиной…

— И это уже было?..

— А как же. Все — было. Это вам только кажется, что вы выворачиваетесь наизнанку, — не видать вам Царствия Небесного как своих ушей!

— Ухо-то хоть — дырка?

— Молотите черт знает что, а сами отняли мясо у детей, вино у стариков, а фрукты у обезьян!.. И Бога своего вы съели.

— То есть как — съели?

— Буквально. Как тело. Он опустился, и вы Его съели.

— Заткнешься ли ты наконец?!

— Съели! съели!

— Не богохульствуй, дурак!

— Фарисей! Ненавижу…

Я рванул за НИМ. ОН ломился сквозь кусты с треском зверя, уходящего от погони. Крупный экземпляр, однако… Вдруг стихло, стемнело, на четвереньках я шарил вокруг, словно очки потерял. Вдруг слышу…