Ожидание
Шрифт:
Своим поступком Малыш хотел доказать, что он уже взрослый и ему можно доверить оружие.
2
Командир недоверчиво выслушал рассказ Малыша, после чего вызвал начальника разведки, и уже вместе с ним они снова допросили его, попросив также показать на карте маршрут его движения. Паренёк, конечно, в картах не разбирался, но с его слов быстро поняли, каким образом он смог перейти на противоположную сторону и вернуться…
Самвел, сидя под деревом, разобрал свой «Калашников», разложил детали на траве и начал чистить их тряпочкой. Чуть раньше разведка сообщила, что неприятель
Малыш лежал на траве рядом с Самвелом. Он был непривычно молчаливым.
– Ты чего это, Малыш, такой грустный? – протирая смазанной машинным маслом тряпочкой деталь автомата, спросил Самвел, скосив глаза на мальчика.
Тот молчал, покусывая травинку, потом, не глядя в лицо Самвелу, произнёс:
– Сон видел… Папа и другие мужчины, кто с автоматом, кто с охотничьим ружьём, стреляли в сторону врага, чтобы мы могли спастись. Папа, увидев меня, крикнул, чтобы я убежал… У меня на глазах пуля попала папе в голову, и он упал… Я закричал, побежал к нему… потом проснулся…
Самвел выслушал мальчика и, оторвавшись от чистки оружия, успокоил его:
– Это сон, Малыш, не бери в голову… Жив твой папа… и вернётся домой… Вставай, идём – скоро построение…
– Дядь Самвел, вы идите, я догоню…
Голос мальчика дрожал, чувствовалось, что он еле сдерживал слёзы…
Собрав автомат и закинув его на плечо, Самвел пошёл вперёд, в середину лагеря, где минут через 10 должно было быть построение. Не пройдя и 50 метров, он услышал пронзительный звук падающих мин. Мужчина инстинктивно бросился на землю. Две мины разорвались позади него, там, где он был с Малышом. Обернувшись, он увидел мальчика, лежавшего под деревом с неестественно раскинутыми руками…
– Малыш! – закричал Самвел и, вскочив, бросился к мальчику, не обращая внимания на то, что обстрел лагеря усиливался.
Подбежав к месту, где лежал паренёк, Самвел наклонился и приподнял его голову, положив на своё колено.
– Не закрывай глаза, Малыш, сейчас придёт медбрат… – кричал Самвел, глядя в веснушчатое лицо мальчика.
Глаза Малыша были прикрыты, лицо исказилось гримасой боли. Мальчик с трудом приоткрыл веки:
– Папа… дядя Самвел… сон… – прошептал он и, улыбнувшись своей детской улыбкой, передёрнулся и испустил дух.
Голова мальчика повисла. На груди паренька блеснул металлический нательный крестик…
– Малыш! – дико закричал Самвел…
Хоронили мальчика на Мемориальном комплексе Степанакерта, так как село, где жил Малыш, пока ещё находилось в руках неприятеля…
Много воды утекло с того времени, но Самвел часто вспоминал этого мальчика, и каждый год, в этот самый день, приходил на его могилу, где, стоя во весь рост, смотрел на него с камня весёлый конопатый паренёк, одетый в камуфлированную форму…
Май 2017 г.
«Похороны»
1
Деда Атанеса в селе уважали за его прошлое: трудовую и воинскую доблесть. В конце тридцатых годов прошлого столетия за работу в колхозе он был награждён медалью
Ещё до начала войны у него было четверо детей: двое мальчиков и две девочки. Жена Варсеник, тихая, скромная женщина, гордилась своим мужем, никогда не перечила ему и была во всём послушной…
Прошли годы. Сыновья женились, дочки вышли замуж, все разлетелись по разным уголкам региона. Только один сын Беник остался при нём. Пошли внуки. Десятилетия пролетели как одно мгновенье…
Дед Атанес был высоким, статным стариком. Глядя на него сзади, никто не поверил бы, что эта походка принадлежит 90–летнему старику.
Атанес неизменно был одет в старый серый пиджак и брюки того же цвета, заправленные в хромовые сапоги. На голове у него была видавшая виды кепка, тоже серого цвета. Он с гордостью носил пышные седые усы, как у его кумира маршала Будённого. Так же, как и его кумир, он любил лошадей и был у него любимец – конь чистой карабахской породы, которого он назвал Кайцаком (Молния – в переводе с арм.). Последний понимал своего хозяина с полуслова и был привязан к нему, как собака.
Каждое утро, поев два куриных яйца всмятку, выпив 100 грамм тутовки* домашнего изготовления, под 65 градусов, дед Атанес садился на своего любимого коня и лесной тропинкой поднимался в гору, на пасеку. Как правило, через час уже был на «базе», так он называл свою пасеку. Спешившись с коня, он привязывал его к дереву. Сам же неторопливо обходил все улья, а их у него было 30 штук, проверяя, всё ли нормально, готовят ли пчёлы мёд. Перчатками и защитной сеткой он никогда не пользовался, так как пчёлы знали хозяина, и не было случая, чтобы они его хотя бы раз ужалили…
Вот и сегодня, завершив свои дела, он сел в тени огромного орехового дерева и стал любоваться прекрасной природой своего края. Девственные леса, альпийские луга, парящие в небе орлы, щебет птичек, сидящих на ветках дерева. Внизу виднелась голубая лента горной реки Тер–тер… Достав из кармана пиджака кисет и заранее нарезанные широкие полоски газетной бумаги, дед свернул своими мозолистыми пальцами козью ножку, предварительно послюнявив край бумаги. Глубоко затянувшись дымом самосада, он закрыл глаза…
Улья для деда Атанеса были отдушиной. Он вообще обожал природу и не мог понять своих сверстников – стариков, которые каждый день часами сидели на скамеечке в центре села и обсуждали кого–то, что–то. Каждый день, проезжая мимо них на Кайцаке, он кивал им, спиной чувствуя их неодобрительные взгляды и завистливый шёпот…
Дед Атанес слыл зажиточным человеком. У него было большое хозяйство: коровы, бычки, бараны, поросята, куры, гуси, большой огород. Хозяйство вели его сын Беник с невестой Раей, им помогали их дети. Сам дед почти не вмешивался в это дело. Пенсия его по тем временам была неплохая. Как участник войны и орденоносец, отработавший в колхозе не один десяток лет, он получал на руки 92 рубля. Деньги ему не были нужны, он давал их супруге, которая вместе со своей пенсией клала в общий семейный «котёл»…