Ожидая тебя
Шрифт:
Мери обхватила себя руками, стараясь не улыбаться. Бедный Джек. Она закрыла глаза и сконцентрировалась.
— Да, они здесь. — Она все же не удержалась от улыбки. — Вдохни поглубже, и ты почувствуешь легкий запах камфоры, хотя его трудно различить: слишком сильно пахнут цветы.
— Она всегда так говорит. — Клэнси тоже спустился вниз, понюхал свой рукав, потом рукав Клуни. — И она права. Поверишь ли, Клуни? Она права.
— Ладно, пусть будет камфора, — согласился Джек. — Они здесь. А теперь они уйдут, потому что я хочу, чтобы они ушли. Я ведь могу это сделать? Разве ты не говорила, что они тебя слушаются?
Мери вытащила
— Они меня слушаются, потому что я в них верю. А ты в них не веришь. Как бы добр ты ни был, как бы ни старался мне угодить, ты в них не веришь.
— Значит, бесполезно говорить им, чтобы они ушли? Ты это хочешь сказать?
— Если ты не веришь, они тебя не послушаются и не уйдут. Я, конечно, не могу быть уверена, просто я чувствую, что права.
Джек задумался на мгновение, словно переваривая то, что она ему сказала.
— Я хочу, чтобы они были здесь. — Джек улыбнулся, а потом встал и раскинул руки, будто хотел обхватить всю комнату. Спасибо, джентльмены, за все, что вы сделали, — сказал он и поклонился своей невидимой аудитории. — Потом вдруг стал серьезным и добавил без намека на насмешку, а наоборот, немного торжественно: — Спасибо за все, что вы сделали, за то, что утешали Мери и защищали ее в мое отсутствие. Спасибо за все то, чему вы меня научили, за тот мир, который вы передо мной открыли. И слышите, Клэнси и Клуни, спасибо вам, что были со мной, что любили меня, когда я был маленьким, испуганным мальчиком. С вами я чувствовал себя в безопасности. Я никогда вас не забуду.
Растроганный Клэнси улыбнулся Клуни и сказал:
— Может, он и не верит, что мы здесь, но он нас любит, а этого достаточно, правда?
— Да, дорогой друг, — отозвался Клуни. — Вполне. Смахнув слезинку, Мери потянула Джека за рукав.
— Как я тебя люблю, Джек Колтрейн.
К Джеку будто вернулась юность. Он выглядел даже немного смущенным.
— А теперь сжалься над ними и вели им ненадолго уйти.
— Незачем просить дважды, — пробурчал Клэнси, выталкивая Клуни через окно и следуя прямиком за ним. — Гораздо лучше приземлиться в саду, чем в кладовке Максвелла, и смотреть, как он ножом чистит ногти.
— Я уже не чувствую запаха камфоры, — заявил Джек и взял Мери за обе руки.
— И я больше не чувствую. — Мери переместилась ближе к середине постели, увлекая за собой Джека и не обращая внимания на то, что ее халат распахнулся, обнажив бедра.
— Значит, они ушли? Мы одни? — Улыбка Джека была явно озорной. Он отпустил руки Мери и сбросил с себя халат.
— Совершенно одни, Джек, — подтвердила Мери. Он лег с ней рядом, и его мускулистое тело утонуло в желтых, розовых и красных лепестках. — Поскольку мы одни, я могу сказать, что не сержусь на тебя за то, что ты послал Киппа следить за мной, словно мне нужна нянька. А ты, надеюсь, простишь меня за то, что я хотела тебе помочь. Хочешь послушать, что мы с Киппом делали ночью, что обнаружили? Это важно.
Джек склонился над ней и стал покусывать мочку ее уха.
— Нет, что-то не хочется. Если только тебя интересует взамен, на что наткнулись мы с Уолтером, после того как целый день и полночи листали бухгалтерские книги. Это тоже важно.
Мери поморщилась: ничего более скучного она себе и представить не могла. От дыхания Джека у нее мурашки побежали по спине, а по животу разлилось уже знакомое ей — и весьма приятное — тепло.
— Неужели ты посмеешь мне рассказать об этом сейчас? —
Они катались по постели, словно щенята на лугу, и лепестки прилипали к их разгоряченным телам, руки двигались, чтобы щекотать, дразнить… а потом… постепенно, чтобы ласкать.
Дыхание Джека стало прерывистым, когда он вошел в нее. Их тела двигались в такт, как единое целое. Они погрузились в мир ощущений, где не было боли, а лишь бесконечное удовольствие.
Мери обнимала Джека так крепко, словно боялась, что навсегда потеряется в этом удивительном мире ощущений, которые охватывали ее все больше, все настойчивее. Она чувствовала силу его мускулистых бедер у себя между ног. Потом он неожиданно перекатился на спину, так что она оказалась на нем верхом.
Откинув голову, она закрыла глаза. А он обхватил ладонями ее груди и начал гладить большими пальцами соски. Потом его руки скользнули вниз по животу и ниже — к самой ее сердцевине, туда, где бушевало пламя.
— Джек, — начала было она, но волны наслаждения окатывали ее одна за другой, ей казалось, она летит куда-то… в неизвестность. — О Боже, Джек…
Он позволил ей упасть на него. Ее дыхание все еще было неровным, а тело продолжало содрогаться, стало как бы аморфным, она уже не могла понять, где кончалось ее собственное тело и начиналось тело мужа.
И тогда он снова вошел в нее. Медленно, как будто впереди была вечность и он собирался насладиться каждой ее минутой. А ее тело вновь ожило, хотя ей казалось, что новые ощущения невозможны.
— Я люблю тебя, Мери, — шептал он ей на ухо. Его бедра то поднимались, то опускались во все убыстряющемся темпе. — Я люблю тебя, люблю, люблю, люблю…
Смеясь и плача, Мери прильнула к его губам в поцелуе.
Глава 27
Мери лежала на спине под одеялом и старательно притворялась спящей, а Джек пощипывал губами ее ухо. Но когда его рука скользнула вниз к ее животу, Мери шлепнула по ней. Хотя солнечный свет не проникал сквозь опущенные шторы, было очевидно, что за окном — утро, предвещавшее прекрасный день, но Мери не спешила вставать.
Джек тоже не торопился. Мир подождет. Шерлок может подождать. Умом он понимал, что ведет себя глупо. Но он только что обрел Мери, обрел любовь. А влюбленный мужчина всегда найдет оправдание своей глупости. Он придвинулся ближе и положил руку на плоский живот Мери.
Мери схватила ее обеими руками и сжала.
— Джек?
— Хм-м, — пробормотал он, проводя языком по ее изящной шее.
— Джек? — Она так сжала его пальцы, что они хрустнули. — Кто этот человек?
— Какой человек? — Настроение Джека мгновенно переменилось. Он поднял голову и увидел, что ее голубые глаза широко раскрыты от изумления.
— Прошу прощения, сэр, но я уже второй день подряд не нахожу вас в том месте, где вы должны быть, когда я прихожу вас будить. Вы велели будить вас каждое утро в семь часов. Я не видел вас вчера, сэр. Вы не брились, не принимали ванну, хотя, как я понял, вчера поздно ночью все же обливались водой. А меня вы не позвали, что я считаю оскорбительным, хотя я и не подумал бы вставать с постели в столь поздний час. С меня хватает того, что я делаю для вас целый день. Глажу шейные платки. Чищу сапоги. Вытаскиваю эти отвратительные колючки из вашей куртки.