Ожоги сердца (сборник)
Шрифт:
И я рассказываю им, вспоминаю…
…Авиация — ударная сила наступательной тактики врага — раскачивает курган до кружения головы. Местами вздыбленная земля с пеплом и золой укрывает нас, еще живых и способных к сопротивлению, от прицельных ударов. Хлещут по лицу и слепят глаза упругие волны воздуха с огнем и едучим смрадом тяжелых снарядов и мин, начиненных тротилом и термитом. Всюду вихри свинца — не смей поднимать голову. Взрывы фугасок, похоже, норовят сдвинуть к берегу Волги фундаменты разрушенных зданий. Воспламеняется и сама матушка Волга. Воспламеняется от выкатившихся на ее стремнины потоков горящей нефти из взорванных емкостей
— Чем вы там дышите? — запрашивает по телефону корреспондент с той стороны Волги.
— Легкими, — отвечает радист из горящего города и, чуть повременив, уточняет: — Дышим воздухом с огнем и дымом и верой в победу. Так и пишите…
С вершины кургана город был виден как на ладони. Он и теперь просматривается отсюда во всю ширь, только не такой, какой был тогда. Он вырос, поднялся из руин и пепла над Волгой белокаменными ансамблями жилых кварталов и заводских корпусов, обрамленных зеленеющими парками и скверами. Вижу заводские трубы — штыки заводов, — их осталось столько же, сколько было тогда, молчаливых свидетелей огненных бурь. Пусть стоят как памятники подвигов сталинградцев в боях и в труде.
Мы вышли на косогорный участок между заводом металлических изделий и южным плечом Мамаева кургана. Здесь с начала октября и до конца битвы оборонялись батальоны полка, сформированного из комсомольцев сибирских сел и городов, в том числе из моих земляков, с которыми меня сроднила довоенная жизнь.
С первых же дней боев на этом участке был придуман тактический прием против авиации врага: сократили нейтральные полосы до броска гранаты — бомба не пуля, пусть гитлеровские летчики глушат своих. Когда захватчики опомнились, что без авиации им не суждено столкнуть нас с этих позиций, тогда сделали несколько попыток оторваться от бросков наших гранат. Ночью пытались отойти назад, чтобы с утра авиация могла поработать здесь. Но не тут-то было: наши пулеметчики заранее подготовили свои пулеметы для ночной стрельбы. Тронутся завоеватели и тут же ложатся с продырявленными затылками и спинами. Хитрые маневры не удались. Застряли они тут — ни вперед ни назад.
— Сибирякам-таежникам не привыкать, они умеют заламывать медведей в берлогах, — сорвалась с моего языка чуть хвастливая фраза.
И тут кто-то за спиной подсек меня:
— Узнаю своих. Они не умеют уходить от себя.
«Не уходи от себя» — знакомая с юности фраза.
Я обернулся: Георгий Кретов? Да, он. Доволен, что я узнал его с первого взгляда. И я продолжил свой рассказ, чувствуя рядом друга-танкиста.
— Теперь Паулюсу осталось пустить в дело другую ударную силу против нас на этом участке, — сказал я. — Танки. Но мы ждали их тоже подготовленно: каждая груда битых стен, рваной арматуры «угощала» бронированные машины связками гранат и бутылками с горючей смесью. И танки тоже застряли здесь. Им нужен маневренный простор, а здесь… Руины, руины.
— Да, танкам здесь нечего было делать, — снова подал голос Георгий Кретов. — Танк без маневра как лошадь без ног, мертвое дело.
Георгий не воевал в Сталинграде, но его знания тактики танковых войск привлекли внимание участников экспедиции, он включился в поход по рубежам обороны, которая в дни Сталинградской битвы обрела невиданную упругость и принесла известные всему миру результаты. Такой уж, как видно, зов памяти бывалых людей — передавай свой опыт, свои знания молодому поколению, не ожидая особых приглашений.
Наш
Эта дивизия вместе с отрядами вооруженных рабочих Тракторного завода и сводным полком в 600 штыков — это все, что осталось от 112-й дивизии, — с 4 октября отражала здесь атаки противника, не отступив ни на шаг. 14 октября Паулюс нацелил танки и авиацию на Тракторный завод. К полудню было зарегистрировано более двух тысяч самолето-вылетов. Каждый вылет — минимум четыре-пять бомб от «сотки» до «полутонны». Неистовый удар авиации подкрепила четырехчасовая артподготовка. Во второй половине дня оборону завода — всего лишь пять километров по фронту — атаковало пять дивизий с таранным кулаком в 180 танков.
Гвардейцы, бывшие десантники — посланцы московского комсомола — не дрогнули. Они отстаивали свои позиции до последнего патрона, до последней гранаты, затем пускали в дело ножи и лопаты. Сорок восемь часов подряд, без единой минутной паузы, длился бой с фашистами, прорвавшимися к Тракторному заводу. Сколько потеряли пять наступающих дивизий Паулюса за те 48 часов, легче было бы подсчитать по оставшимся в строю солдатам и офицерам. Но и такой счет был бы неточен. Уцелевшие в бою захватчики не вышли из него. В цехах завода и на волжской круче их добивали наши мелкие штурмовые группы, одиночные гранатометчики. Такая уж была натура гвардейцев-десантников. Они не изменяли себе!
Распрощавшись с участниками экспедиции, я собрался на вокзал — взять билет на Москву. И тут Георгий Кретов буквально ошеломил меня.
Он сказал:
— Завтра день открытия охоты. Твои друзья охотники во главе с Борисом Курухиным ждут тебя в Лопушках. Моя машина с провиантом и ружьями уже вторые сутки изнывает, рвется за Волгу.
— Мои утки давно улетели, еще до первой операции, — ответил я.
— Не обманывай себя и друзей, — снова подсек меня Георгий. — Если не сможешь бить с правой руки, пора приноровиться с левой. Не расписывайся в бессилии раньше срока.
Он больше рыбак, чем охотник, и мне стало ясно, что ему просто хочется проверить меня. И разве можно перед другом юности сплоховать — уйти от себя? В юности, в те годы это было невозможно. А сейчас?
В Лопушках нас встретил старший охотовед района Александр Еркин, красивый и проворный парень, чем-то напоминавший легендарного Садко. Устроив нам прогулку на лодке по протокам и заводям Ахтубы, он работал веслами и шестом с такой легкостью, словно его лодка с четырьмя пассажирами была всего лишь поплавком из бересты.
Здесь я бывал с Евгением Викторовичем Вучетичем.
И сейчас, думая о своем зрении, я вспомнил его встречу с Василием Шукшиным.
Было это так.
Евгений Викторович много работал над скульптурными портретами Владимира Ильича Ленина. Целая Лениниана в скульптуре — 60 портретов. Вот Ленин погружен в глубокие раздумья. Вот Ленин смотрит в глубину неба, и тебе хочется тоже поднять голову и посмотреть вместе с ним туда, куда сейчас устремились наши космические корабли. Великий мыслитель будто видел и верил, что его Родина, ученые и инженеры страны социализма первыми откроют путь к звездам. Думы Ленина, мечты Ленина, его образ и характер мышления раскрывал скульптор в этих работах.