П. Ш.
Шрифт:
План у Олега был очень простой: попросить человека «постоять на стреме», пока он якобы грабит машину, в которой лежат деньги (естественно, свою машину).
За пять минут работы хотел посулить пятьдесят тысяч евро. Сумма, от которой трудно будет отказаться кому-либо за такую пустяшную работу… Вот тот, кто откажется, и заслужит его доверие.
Олег заранее стал присматриваться к людям, которые внушили бы ему доверие. Женщинам с хозяйственными сумками, явно живущими неподалеку. Почтенным пенсионерам. Мужчинам средних лет в хорошей одежде.
Все они, изначально настороженные, услышав сумму, сразу как-то
Олег было обрадовался, что нашел честного человека, и попытался тут же разубедить его, что он-то как раз и ищет честного человека для ответственного задания. Но старик и слушать не хотел. Второй удар палкой был уже более точен, а третьего Олег ждать не стал.
Его охватило отчаяние. План не сработал. Вера в честность людей тоже была потеряна. В желудке уже урчало от голода. Он вообще похудел за последние дни. Олег поднял голову вверх. Темное небо без единой звездочки. Уличные фонари разных оттенков – от голубых до оранжевых. Окна… окна. Старые и немытые, с ящиком под подоконником, новые пластиковые, закрытые наглухо занавесками и частично переливающиеся бриллиантами кинескопов телевизоров, так сильно манящих людей к себе после тяжелого рабочего дня. Мелкая морось начинала сыпаться на землю.
Опустив голову вниз, он обнаружил перед собой наряд ППС, за широкими спинами которых стоял ветеран и довольно потирал руки.
– Гражданин! Предъявите документы! Только без резких движений! – нарочито басисто сказал сержант с круглым лицом, круглыми глазами и круглым носом. По левую и правую руку от него стояли два молодца, почти одинаковых с лица – худощавых младших сержанта, резиновые палки которых составляли треть их роста.
– Да, пожалуйста. Вот мой паспорт, – Олег протянул паспорт сержанту. – Представьтесь, пожалуйста и вы, – нарочито спокойно попросил он.
– Я те щас представлюсь так, что ты у меня преставишься!
Последнюю фразу скомкал звук тормозов подъехавшего «уазика».
– Садись в «стакан»! Живее!
Двое молодых сержантов вежливо, но настойчиво подпихивали его к задним дверям «уазика». (Слово «стакан», коим обозначалось заднее отделение «уазика», в котором перевозили антиобщественный элемент, было знакомо ему еще с первой работы). Большой сержант записывал в блокнотик адрес и телефон деда. Дед улыбался, вытягивался по стойке смирно и помахал вслед палкой. Наверное, купит сейчас маленькую и выпьет сто граммов, как за подбитый танк во время Великой Отечественной. Двери «уазика» захлопнулись, когда задница Олега оказалась на жесткой скамейке. Машина помчалась, подпрыгивая от удовольствия, увозя его все дальше и дальше от его машины и его денег.
Все это было бы невероятно смешно, если бы не было суровой правдой жизни. Очень хотелось бы увидеть, выходя из машины, букет цветов и плакат с надписью «Розыгрыш!», а потом вспоминать это в компании друзей, которые это
Минут через пять «уазик» подъехал к ближайшему отделу милиции. Двери «стакана» распахнулись. На пороге стоял все тот же сержант и ухмылялся.
– Слушай, сержант, давай, может, договоримся, – машинально сказал Олег. (Такова генетическая привычка российско-советского человека.) Олег, конечно, понимал, что ничего инкриминировать ему не смогут и отпустят через три часа, но торчать три часа в «обезьяннике» с бомжами и наркотами… брр.
– А давай! – тут же откликнулся служивый. (Суровая правда жизни.)
– Вот тебе пятьсот рублей и как будто я растворился в «стакане» без остатка от тряски по дороге, идет?
Сержант вращал глазами вокруг орбит. «Зря я, наверно, так метафорично выразился», – уже пожалел Олег, а вслух произнес:
– Время – деньги! Вы все равно меня отпустите, потому что я ничего не совершал, а за ускорение этого процесса – вот вам на пиво тысячу!
– Нет. Слушай, давай так. Пока решаю я ситуацию. Мое дежурство. Мои помощники. Давай ты нам полтос отвалишь, а мы, где надо, на стреме постоим, но только ты ребятам не скажешь, что полтос, а скажешь, что, например, десятку нам дал, ну, чтобы я с ними по-нормальному поделился. По-честному как бы. Без зависти. А то знаешь, зависть такая хреновая штука! – Сержант смачно сплюнул, искоса поглядывая на напарников, стоящих метрах в десяти от него. – А, может, еще десятку подкинешь? Мы тебя еще подвезем куда надо! Но в пределах района. А то, знаешь, я живу с тещей, сил больше нет! Разменяться надо… или развестись. Но пока хочу разменяться.
Было видно, что в голове у милиционера уже решились все его проблемы, и так не хотелось его расстраивать. И было жалко чисто по-человечески, зная, во сколько государство оценивает его труд. Но, с другой стороны: подписал контракт биться до последнего с преступностью за пятнадцать тыщ в месяц и казенное обмундирование – выполняй. Твоей рукой никто в контракте не водил и на ПФЛ галочки в таблички тестов не ставил. Есть ведь такие, как Кирилл…
Все это пронеслось за пять секунд в голове Олега, после чего он просто протянул руки вперед и сказал: «Вяжи врага. Исполняй долг перед Родиной».
Сержант побагровел: «Сейчас я такой рапорт накатаю, на десять суток хватит!»
Олега действительно попросили сесть в «обезьянник». Кроме двух обморочных студентов и пьяницы неопределенного возраста, который, видимо, работал при отделе освежителем воздуха, в клетке больше никого не было.
Олег не стал присаживаться на пропитанные звериным запахом скамейки, а подошел к решетке. Возле решетки стоял старлей – видимо, помощник дежурного. В дежурке три борца с преступностью писали рапорта под диктовку старшего и переглядывались.
– Товарищ старший лейтенант! Моя Фамилия Мурин. Мурин Олег Юрьевич. На каком основании меня посадили в КПЗ, если у меня есть при себе документы? Насколько я понимаю, личность моя уже установлена!
– Личность твоя установлена, Мурин! А сейчас установим субъективную сторону твоего преступления! – последние слова он произнес особенно четко, чтобы все присутствующее поняли, что недолго ему еще быть помощником дежурного, так как учится он на юридическом и обязательно его закончит.