Пациент (фанфик)

Галина

Возле стола медсестер я заметил золотой блеск волос. Эльза! И она быстро уходила по коридору. Инги нигде видно не было, а мисс Штрехт уже открыла дверь и покидала наше отделение.

— Эльза, подождите, — я шел быстро, и даже перешел на бег. Моя легкая рысца смотрелась смешно со стороны, но вокруг никого не было, а Эльзе явно не до смеха. Я заметил, что у нее красные глаза и такой же красный кончик носа.

— Здравствуйте, мисс Штрехт, — начал я. — Вчера вы мне передали пирог…

— Можете выбросить его, я не обижусь, — прервала меня

Эльза.

— Ну, зачем же, он был удивительно вкусным. Спасибо.

Эльза подозрительно смотрела на меня и ничего не отвечала.

— И вот еще, хотел предупредить, что… — я мялся, стараясь сказать так, чтобы ее не обидеть, — постараюсь достать вам автограф Поттера. Но может это произойдет не сразу. Вы подождете?

Светлые глаза Эльзы неожиданно наполнились слезами. Она была сильно расстроена. Девушка несколько раз мигнула, удерживая слезы, но несколько капелек покатилось по ее гладкой щеке. Я растерялся, а девушка выхватила из кармана маленький платочек, и без того уже мокрый.

— За что вы так со мной? — Эльза промокнула глаза, и я увидел, как сердитое выражение появляется на ее лице. Я замечал, что Штрехт совсем не умеет скрывать свои чувства. Это не Инга, которая всегда остается ровной и спокойной. И что мне делать с плачущей девушкой?

— Доктор Лонгботтом, почему вы решили, что пирог я вам пекла за автограф? Я о нем уже и думать забыла. Понимаете? Я только хотела… — слезы опять грозили вырваться на волю, и девушка замолчала. — У меня был день рождения, и я подумала — пусть в этот день еще кому-нибудь будет хорошо. И испекла три пирога. Вам, доктору Фингриду и доктору Грин. Лучше бы они у меня сгорели!

Дверь, в которую снова вцепилась Эльза, противно скрипнула. А я не знал, что сказать. Такая реакция меня очень озадачила. Я же ничего обидного не говорил.

— Эльза, не понимаю. Зачем им сгорать? Пирог был очень вкусный. У меня еще немного осталось. Если вы не возражаете, я бы им поделился с мистером Виллем. Его никто не навещает. И такой вкусноты он давно не пробовал… Да и я тоже.

— Правда? Вам понравилось? — Эльза несмело смотрела на меня, чувствовалось, что и улыбка уже была где-то на подходе. — Выходит, это все Инга устроила?

— Причем тут Инга? Она ваш «Наполеон» не пробовала. У нее… диета. — Не рассказывать же, как моя ненаглядная ругала меня вчера.

— Не диета у нее, — вздохнула Эльза, — а ревность. Зря она так… Хотя ей виднее, — на последних словах голос ее понизился, и по мне пробежала волна, заставляя сжиматься. Не люблю, когда она так делает.

— До свидания, мисс Штрехт, — Я развернулся и ушел. Пусть тренируется на ком-нибудь другом.

Велел Инге, чтобы она разбудила Снейпа и накормила его. Можно, пожалуй, диету отменять. Но пирогом с ним делиться я не буду. Думаю, что мистер Вилль «Наполеон» лучше оценит. Вот опять он грустный. На более серьезные шаги для снятия его депрессии я пока не решаюсь. Вдруг, пирог окажется действенней?

А у родителей я задержался. Сегодня добавил

последний компонент к микстуре. Что делать дальше, я не знаю. Эта ночь пройдет, и нужно решать, как быть? Лечение их завершено, результатов нет. Нужно забирать их из больницы. Зачем продолжать себя обманывать? Завтра… Это я должен решить завтра. А сегодня… Нужно идти к Снейпу. А сказать мне ему нечего… После вчерашнего разговора еще и неприятно. Может, «неприятно» и не совсем то слово. Я сам не знаю, что чувствую, но видеть мне его совсем не хочется.

Я зашел в ординаторскую, забрал газеты и новую старую книгу о камнях и отправился в бокс. Аврор понимающе посмотрел на меня. Мне кажется, что он всегда меня понимает. А может, он понимает всех?

В палате горел свет, а Снейп лежал на спине поверх одеяла, закинув руки за голову, и рассматривал потолок.

— Здравствуйте. Как вы себя чувствуете? — Мой дежурный вопрос не получил ответа.

Профессор даже не оторвался от своего увлекательного занятия. Ах, так… Ну и ладно. Нужен мне его ответ! Я свалил газеты на кровать, прямо ему на ноги, и резко выдернул его правую руку. То, что его голова при этом чуть не ударилась о спинку кровати, меня не касается! Мне нужно сосчитать пульс, и слабую попытку вырваться я подавил. На недовольство Снейпа ответил тем, что развел двумя пальцами его веки и стал рассматривать зрачок.

— Лонгботтом, что вы делаете? — Профессор схватил меня за руки и отодвинул голову как можно дальше. — И что вы там на меня навалили?

Он шевельнул ногами, и газеты попадали вниз.

— Проверяю ваше самочувствие, — ответил я на глупый вопрос. — Я бы поверил вам и на слово, но раз вы молчите, должен делать заключение сам, — и снова потянулся к его лицу.

— Хорошо я себя чувствую, оставьте меня в покое — прошипел профессор, опять пытаясь перехватить мои бесцеремонные руки.

— А подняться можете? Встаньте. — Я отступил на шаг от кровати.

Снейп подумал и сел, спустив ноги на пол. Ох, не любит профессор выполнять чужие команды! Он с ОЧЕНЬ недовольным выражением лица медленно встал.

— Голова кружится?

Он кивнул и поморщился, но осторожно сделал шаг и занял мой стул.

— Попробуйте сегодня немного походить. Головокружение должно пройти, — я наклонился собрать упавшие газеты. — Но если хотите, могу прислать медсестру, она вас поводит… за руку.

Снейп в ответ возмущенно фыркнул: чужую иронию он выносит с трудом. Ну и хорошо — зато ходить сегодня он будет, как миленький.

— Не терпится избавиться от меня? — Голос Снейпа холодил не хуже январского мороза.

Я собирал газеты и поэтому не поднял головы, но ответил:

— Вы останетесь здесь, пока от вас все не отстанут… Я вам это уже обещал… Но ходить все равно нужно. Я не хочу, чтобы мой пациент слишком долго болел. Профессиональная гордость, знаете ли. У врачей она в том, что их пациенты быстро поправлялись и больше не болели… А в чем она у учителей?