Падь Золотая
Шрифт:
Женя пронзительно засвистел. Голубь взмыл вверх, сделал последний круг, будто прощаясь, и вдруг направился прямо на юг — домой.
Через минуту он скрылся за вершинами кедров.
Увы, ребята поторопились послать победную весть. Они даже не догадывались, какие испытания еще ожидают их впереди.
Глава VIII
В КЕДРАЧЕ
Дом на поляне, где обосновались ребята, был таежной охотничьей избушкой-зимовьем. Осенью сюда, в тайгу, приходят колхозники. До открытия охотничьего сезона они
Раньше летом дом пустовал, но вот уже второй год, с весны до осени, в нем живет пожарный сторож Михеич, о котором дедушка упоминал, когда встретили следы Алика.
— Так все лето один и живет? А что он караулит? Скоро он придет? — заинтересовались ребята.
— Про это он вам сам расскажет. Наскучал без людей — с весны не видел. То-то будет рад поговорить! А подойти — к вечерку подойдет.
В избушке были две комнатки. Посредине стояла каменная, с чугунной плитой печь. У стен расставлены рядами железные кровати. К каждой комнатке табуретки и стол. Вторую, меньшую, занимал, видимо, Михеич: одна кровать была заправлена, а на столе, накрытые полотенцем, лежали продукты и посуда.
У изголовья кровати в жестяной банке красовался букет уже увядших красных лилий. Цветы эти растут в Забайкалье запросто, не на клумбах, а на полянках, в любом уголке тайги. Напротив, на стене, — портрет Ленина в самодельной, удивительно красивой раскраски рамке. Дедушка объяснил, что рамку никто не разрисовал, а сама древесина кедрача имеет такой красивый узор. Недаром она ценится очень дорого. Под портретом на полоске обойной бумаги лозунг: «Да здравствует мир!»
В большей, первой комнате на полке были сложены пачка папирос, махорка, курительная бумага, спички и такие же, как у Бори, мешочки и наколотые лучины. Дедушка рассказал про старинный таежный обычай. Уходя из избушки, каждый охотник обязательно оставляет в ней запас самых необходимых продуктов, ружейных припасов, табаку, спичек и лучин. Любой человек, заблудившийся в тайге или попавший в другую беду, оказавшись в спасительной избушке, может брать все, что оставлено. Однако, следуя тому же обычаю, таежник без крайней нужды не возьмет даже крошки.
Убранство комнат довершали две керосиновые лампы и шкафик с надписью «Аптечка».
Все в этом доме показалось ребятам замечательным. В самом деле, как ни хорошо в тайге, а приятно оказаться в чистой комнате, пообедать за настоящим столом, полежать на кровати. А каким бы раем показался этот дом раненым партизанам, дяде Сереже и дяде Васе, если бы он тогда, двадцать шесть лет назад, стоял здесь! Обсушились бы, обогрелись, перевязали раны, поспали в тепле. Было еще рано, можно бы идти дальше, но дедушка отсоветовал. Засветло не успеть пройти гольцы, а ночевать там нельзя: нечем кормить Савраску и плохо с дровами.
Ребята отдохнули, взяли ружья и пошли побродить по хребту.
Хребет оказался обширным плоскогорьем, поднятым высоко над окружающей местностью. Здесь не было крутых спусков и подъемов. Пологие увалы, подчас едва заметные и однообразные, следовали
Несколько разнообразили местность длинные, но узкие — пять-шесть метров шириной — каменистые россыпи. Было похоже, что здесь когда-то со страшным грохотом катился длинный каменный поток. Камни сталкивались, вздыбливались, огромные каменные «брызги» летели в стороны. Вдруг неведомая сила сразу остановила все. Камни так и застыли — вздыбленные, наползающие друг на друга, накрененные вперед, точно готовые в любую минуту ринуться дальше.
На мягком и упругом ковре из брусничника и мха люди не оставляли за собой никаких следов.
Ребята очень скоро потеряли всякое представление о том, куда они идут, куда зашли. За стеной могучих кедров не было видно ни солнца, ни далеких гор, ни падей — ничего, что помогло бы хоть приблизительно ориентироваться.
Но Сергей Егорыч, попыхивая трубкой, своей скрадывающей походкой спокойно шел впереди.
На мху лежало много кедровых шишек. К огорчению ребят, все они были пустые, без орехов.
— Ничего, герои, — успокоил дедушка, — орехов наберем, потерпите.
— Где достанем?
— Правду сказать, по-честному-то их сейчас трудно получить. Не поспели. А в этих старых, что лежат, не ищите. Тут столько лакомок, что ни одного орешка не оставят. Как только шишки станут с кедра падать, начинается пир. Мыши тащат себе, бурундуки — себе, белки и птицы — себе. Медведи и кабаны издалека приходят, чтобы жиру на орешках нагулять. Такая работа идет! Можно сказать, кипит все вокруг… Да и человек не отстает: бить шишку с дерева нелегко, так он тоже торопится паданки собирать.
— А как шишки бьют? — спросил Женя.
— Да… — Дедушка недовольно пожевал губами. — Работа, прямо сказать, тяжелейшая. Не приложили еще ученые рук к кедрачу. Подумал, пождал я — да написал в Москву. Забыли, мол, кедрач. Везде машины, а тут по-старому — дубинка. Ну, ответили: «Не беспокойтесь, папаша. Скоро пришлем и в кедрач машину». Да что-то задержались…
Разговаривая так, дедушка подвел ребят к странному предмету, похожему на очень большой деревянный молоток. Рукоятка его длиннющая — около двух метров. К ней прикреплен толстый чурбан. Молот, или, как его назвал дедушка, «колот», оказался таким тяжелым, что ребята, взявшись все вместе, едва приподняли его.
— Вот она, наша техника! — поморщился дедушка. — «Скоро пришлем»! — сердито передразнил он. — Посмотрели бы, как люди пупы надрывают, так поторопились бы. Орешками небось и внучат побаловать любят, да и сами не прочь… Вот этой дубиной и бьем. Хоть спина трещит, а орешками снабжаем.
— Да, техника так техника! — огорчились и рассмеялись ребята.
Дедушка поставил колот стоймя рядом с кедром, отвел его и с силой толкнул вперед. Чурбан ударил по стволу так, что кедр содрогнулся.