Падение царского режима. Том 2
Шрифт:
Апушкин. — Почему к этому финансовому делу был приставлен генерал, а не знающий чиновник министерства финансов?
Беляев. — Затрудняюсь сказать, это выбор Поливанова, которому я доложил, когда он спросил, на кого я могу указать. Такой же вопрос был поставлен и другому помощнику, генералу Лукомскому.
Апушкин. — Не ставили ли вы в связь, что председатель должен быть в курсе потребностей военного ведомства на оборону?
Беляев. — Совершенно нет.
Апушкин. — Так что просто потому, что генерал Михельсон
Беляев. — Я себе это так объясняю. Мне был поставлен вопрос, на кого из чинов, состоящих при управлении генерального штаба, я могу указать, и я указал.
Апушкин. — Какую должность занимал генерал Михельсон до назначения председателем валютной комиссии?
Беляев. — Он был при мне в распоряжении генерального штаба.
Апушкин. — Какие поручения вы ему давали?
Беляев. — Он находился непосредственно в распоряжении генерал-квартирмейстера по части разведки и литературы иностранных государств.
Апушкин. — В какой степени вы привлекали генерала Михельсона к участию в ваших обсуждениях при заключении займа?
Беляев. — Генерал Михельсон должен был установить условия, которые нам нужно было принять. Засим, генерал Михельсон должен был устранить цифровые и всякого рода затруднения и недоразумения, бывшие в нашей отчетности и при несогласовании цифровых данных в нашей комиссии; это уже безусловно была его специальность.
Апушкин. — Я желаю выяснить себе ваше представление о связи вопроса валюты с вопросом снабжения.
Беляев. — Я не понимаю вашего вопроса, валюта или потребности?
Апушкин. — Валютная комиссия.
Беляев. — Она никакого отношения к этому вопросу не имела.
Апушкин. — Деятельность их связывалась кредитом, займом?
Беляев. — Они одобряли post factum порядок использования тех условий соглашения, которые будут достигнуты.
Апушкин. — А порядок условий входил в условия займа?
Беляев. — Входил, и в этом случае я пользовался и сообразовался с теми данными и теми недостатками и дефектами, которые определились при нашем первом займе. Или, как я говорил, наши главные затруднения заключались в том, что так как заказы поступают значительно позже заключения условий, то нам чрезвычайно важно было иметь право на первые месяцы помещать больше заказов. Там, как я говорил, было 25 миллионов, следовательно, мы не могли даже в первый месяц заказать, допустим, что-нибудь на 26-й или 27-й миллион. Поступало это значительно позже. Второй заем по этим соображениям был заключен так: он обнимал собою 6-месячный период, по 1-е апреля, в той же самой сумме 25 миллионов фунтов; следовательно, он обнимал собою 150 миллионов. Но в течение октября и ноября — я боюсь перепутать цифры — мы имели право израсходовать, кажется, 75 миллионов. Одним словом, в первые месяцы мы значительно больше расходовали, как они называли, engagements, [*] связывали себя условиями на значительно большую сумму, чем в последующие месяцы. Это было улучшение условий нашего соглашения.
Стран. 201,
«engagements» — задаточные деньги.
Апушкин. — Следовательно, с генералом Михельсоном вы никаких разговоров не имели и о своих соображениях его не осведомляли?
Беляев. — Относительно наших потребностей осведомлять его мне не приходилось.
Апушкин. — Вами определенно было указано ему не присутствовать на совещаниях?
Беляев. — Напротив того. Он не присутствовал только на одном или на двух предварительных совещаниях. Во всех последующих совещаниях он участвовал, и должен сказать, что он себя не вполне тактично держал, то-есть, по крайней мере, он высказывал некоторые свои соображения, которые не согласовались с высказанными мною.
Апушкин. — Это, может быть, произошло от того, что вы не сговорились предварительно?
Беляев. — Я несколько раз с ним говорил, но дело в том, что он уже раньше предназначался к командированию, тогда как мое командирование было совершенно неожиданно, поэтому я не считал себя в праве давать ему какие-либо указания.
Апушкин. — Итак, вы вошли в состав делегации совершенно неожиданно, уже после того, как генерал Мнхельсон был предназначен?
Беляев. — Да.
Апушкин. — Тем не менее, вы не сочли нужным осведомиться, какие указания имел генерал Михельсон?
Беляев. — Напротив того. От военного министра было письмо министру финансов с указанием условий, на которых этот заем должен был быть заключен. Письмо это, которое я знал, и заключало инструкции генералу Михельсону.
Апушкин. — 28 и 29 июня, когда наша делегация переехала из Парижа в Лондон и начались предварительные совещания, вы заявили генералу Михельсону, чтобы он не присутствовал на этих заседаниях?
Беляев. — Это было первое заседание, на котором мне Барк сказал, должны были быть только министры, и поэтому предполагалось, что даже я не буду. Но так как потом французский министр Рибо приехал вместе с Альбером Тома, итальянский министр приехал с генералом Делорио, то и Барк приехал вместе со мною, как со старшим помощником военного министра.
Апушкин. — Параллельно с совещаниями 4-х министров финансов шли совещания министров снабжения?
Беляев. — Никаких совещаний министров снабжения не было. Английский министр снабжения Ллойд-Джордж не участвовал ни на одном совещании.
Апушкин. — Где же присутствовал Ллойд-Джордж?
Беляев. — Он нигде не присутствовал. У меня были с ним отдельные переговоры.
Апушкин. — Вам известно о рапорте, который подал генерал Михельсон?
Беляев. — То-есть отчет. Он мне известен. Генерал Михельсон препроводил мне его при особом письме.
Апушкин. — А вы какие-нибудь объяснения дали?
Беляев. — Никаких. На меня этот рапорт произвел в высшей степени грустное впечатление. Но у каждого свое мнение. Я в это время был назначен членом военного совета, считал свою роль исчерпанною и поэтому ни в какие разговоры и объяснения не входил.