Падение Гипериона
Шрифт:
– Все это и, возможно, кое-что еще, – улыбнулся Консул, согревая в ладонях бокал с бренди. – А если серьезно, я ни секунды не сомневаюсь в том, что мы выкарабкаемся!
Лейн отставил стакан с вином, к которому так и не прикоснулся:
– Как вы думаете, почему отключилась мультилиния?
Мартин Силен фыркнул:
– Неужели не ясно? Богу надоела чушь, которую мы царапаем на стенках его сортира.
Они вспомнили старых друзей, поговорили об отце Дюре. В одной из последних мультиграмм сообщалось о его избрании. Кто-то произнес имя Ленара Хойта.
– Как
– Сомневаюсь, – покачал головой Тео Лейн. – Но если крестоформ, который Дюре все еще носит на груди, сохранил свою силу, шансы у него есть.
– Интересно, вернется ли он за своей балалайкой, – протянул Силен, пощипывая струны инструмента. В сумерках его все еще можно было принять за сатира.
Они поговорили о Соле и Рахили. За последние шесть месяцев в Сфинкс пытались проникнуть сотни людей, но удалось это только одному – неприметному Бродяге по имени Специальный Аммениет.
Все эти месяцы специалисты Бродяг не сидели сложа руки – они исследовали Гробницы и следы темпоральных полей. Когда Гробницы распахнулись, на некоторых проступили иероглифы и странно знакомая клинопись, позволившие выдвинуть обоснованные гипотезы о назначении сооружений.
Сфинкс был односторонним порталом в будущее – об этом говорила Рахиль/Монета. Никто не знал, по какому признаку он отбирает кандидатов, но очереди выстраивались громадные. Дальнейшая судьба Сола и его дочери пока оставалась неизвестной. Ламия часто ловила себя на мыслях о старом ученом.
Ламия, Консул и Мартин Силен выпили за здоровье Сола и Рахили.
По-видимому, Нефритовая Гробница была каким-то образом связана с газовыми гигантами. Ее портал никого не впускал, но Бродяги, выращенные и подготовленные к жизни в юпитерианских условиях, не оставляли попыток проникнуть туда. Специалисты – и Бродяги, и эксперты ВКС – неоднократно указывали, что Гробницы не привычная нуль-Т, а совершенно иная форма космической связи. Туристы в подобные тонкости не вникали.
Обелиск оставался загадкой. Гробница все еще светилась, но входа в нее не было. Бродяги считали, что внутри прячутся армии Шрайков. Мартин Силен видел в ней фаллический символ, служащий исключительно украшением долины. Остальным казалось, что она имеет какое-то отношение к Тамплиерам.
Ламия, Консул и Мартин Силен выпили за Хета Мастина, Истинного Гласа Древа.
Хрустальный Монолит стал мавзолеем полковника Кассада. Надписи на камне расшифровали. В них говорилось о вселенской битве и великом воине, который явился из прошлого, чтобы помочь разбить Повелителя Боли. Юные матросы с факельщиков и авианосцев зачарованно созерцали Гробницу. Этим кораблям, возвращавшимся на планеты бывшей Сети, предстояло разнести легенду о Кассаде во все уголки галактики.
Ламия, Консул и Мартин Силен выпили за Федмана Кассада.
Первая и вторая из Пещерных Гробниц, судя по всему, никуда не вели, но из третьей, похоже, можно было попасть в лабиринты многих миров. После исчезновения нескольких исследователей, администрация Бродяг, ссылаясь на то, что
Ламия, Консул и Мартин Силен выпили за Поля Дюре и Ленара Хойта.
Дворец Шрайка оставался загадкой. Когда Ламия и другие вернулись туда через несколько часов, ярусов уже не было, зал уменьшился до привычных размеров, а в середине его сиял светящийся квадрат. Входившие в него исчезали. Никто не вернулся назад.
Ученые закрыли Дворец Шрайка для посетителей и взялись за расшифровку высеченных на камне и сильно поврежденных временем надписей. До настоящего времени им удалось разобрать всего три слова – на земной латыни: «Колизей», «Рим» и «Вновь населите». Пошли слухи, что светящийся квадрат позволяет попасть на исчезнувшую Старую Землю и что жертвы тернового дерева перенесены именно туда. Сотни желающих ожидали своей очереди.
– Вот видишь, – поддел Ламию Мартин Силен, – не помчись ты спасать меня, я был бы уже дома.
Тео Лейн вышел из задумчивости:
– Неужели вам действительно хочется на Старую Землю?
Силен ухмыльнулся:
– Да ни хрена подобного! Я там чуть не умер со скуки, и скука смертная там будет всегда. Вот здесь – настоящая жизнь. – И Силен провозгласил тост за себя.
«В каком-то смысле, – подумала Ламия, – он прав». Именно на Гиперионе пересеклись пути Бродяг и граждан бывшей Гегемонии. Гробницы Времени были мощным катализатором для развития торговли, туризма и транспорта в галактике, которая приспосабливалась к жизни без нуль-Т. Она попыталась представить себе будущее таким, каким видели его Бродяги: огромные флоты расширяли горизонты человечества, генетически перестроенные люди обживали газовые гиганты, астероиды и миры, еще более суровые, чем Марс и Хеврон до терраформирования. Возможно, эту вселенную увидит ее дочь… или ее внуки.
– О чем вы задумались? – нарушил Консул затянувшееся молчание.
Ламия улыбнулась.
– О будущем. И о Джонни.
– О да! – подхватил Силен. – О поэте, который так и не стал Богом.
– Как по-вашему, что случилось с его второй личностью? – негромко спросила Ламия.
Консул развел руками.
– Вряд ли она пережила гибель Техно-Центра. А вы что об этом думаете?
Ламия покачала головой.
– Мне остается лишь завидовать. Сколько людей его видело! Даже Мелио Арундес столкнулся с ним в Джектауне.
Они выпили за Мелио, который пять месяцев назад улетел с первым же спин-звездолетом ВКС, возвращавшимся в Сеть.
– А я его так и не встретила. – Ламия хмуро уставилась в свой бокал с бренди. Она чувствовала, что слегка пьяна. Надо будет обязательно принять антиалкогольные таблетки, чтобы не причинить вред ребенку. – Я возвращаюсь, – объявила она, поднимаясь. – Завтра мне нужно встать затемно, чтобы полюбоваться вашим взлетом на фоне рассвета.
– Может, переночуете на корабле? – предложил Консул. – Из гостевой каюты открывается чудесный вид на долину.