Падение Гипериона
Шрифт:
– Первые археологи считали эти Гробницы самыми древними из-за грубой обработки стен, – тихо заметил Сол, когда они вошли в первую пещеру. Лучи фонариков заскользили по камню, испещренному тысячами не поддающихся расшифровке надписей. Все пещеры имели в глубину не более тридцати – сорока метров, все, как одна, заканчивались тупиками, за которыми не удавалось обнаружить ничего, кроме камня.
Выбравшись из третьей Пещерной Гробницы, паломники расселись на чудом найденном островке тени и поделили поровну воду и белковое печенье из рациона Кассада. Разыгравшийся ветер вздыхал и свистел у них над головами,
– Не найти нам полковника, – сказал Мартин Силен. – Этот гад Шрайк утащил его с собой.
Сол тем временем кормил Рахиль. Как ни старался он прикрывать ее от солнца, ее макушка порозовела.
– Он может быть в одной из Гробниц, которые мы уже осмотрели, – проговорил он, не отрывая глаз от бутылочки. – По теории Арундеса там есть отсеки, существующие в другом времени. Он считает Гробницы многослойными четырехмерными объектами со сложной пространственно-временной структурой.
– Великолепно, – саркастически заметила Ламия. – Значит, даже если Федман Кассад там, нам до него не достучаться.
– Ну что ж. – Консул с видимым усилием поднялся на ноги. – Давайте тогда хотя бы прогуляемся для порядка. Осталась всего одна Гробница.
Дворец Шрайка стоял километром дальше, в самой низкой части долины, прячась за изгибом скалистой стены. Дворец был невелик, меньше Нефритовой Гробницы, но из-за причудливой архитектуры – тщательно продуманному хаосу изогнутых выступов и шпилей, крученых контрфорсов и пилонов – выглядел куда массивнее.
Внутри он представлял собой одну гулкую залу с неровным полом, состоящим из тысяч переплетенных между собой сегментов. Ламия мысленно сравнила их с ребрами и позвонками какого-то ископаемого чудища. В пятнадцати метрах над головой свод пересекали десятки хромовых «клинков», которые, проходя сквозь стены и сквозь друг друга, выныривали на крыше сооружения остроконечным гребнем. Сам свод был полупрозрачным, и казалось, что Дворец до краев налит опалесцирующей жидкостью.
Ламия, Силен, Консул, Вайнтрауб и Дюре начали хором звать Кассада. Их голоса, отражаясь от утыканного клинками свода, снова и снова возвращались к ним искаженным эхом.
– Никаких следов Кассада или Хета Мастина, – сказал Консул, когда они вышли наружу. – Возможно, так и задумано… Мы будем пропадать пoодиночке, пока не останется один из нас.
– И тогда, как гласит легенда, желание этого последнего – или последней – исполнится? – спросила Ламия. Она сидела на каменном фундаменте Дворца, болтая в воздухе крепкими ногами.
Поль Дюре поднял глаза к небу.
– Не могу поверить, что отец Хойт действительно пожелал купить мне жизнь ценой собственной.
Мартин Силен, прищурившись, посмотрел на священника.
– Каким же будет ваше желание, падре?
Дюре не замедлил с ответом:
– Я хотел бы пожелать… помолиться… чтобы Господь раз и навсегда избавил человечество от двух проклятий – войны и Шрайка.
Воцарилось молчание, нарушаемое лишь вздохами и стонами послеполуденного ветра.
– Ну а пока, – сказала Ламия, – мы должны раздобыть какую-нибудь пищу. Или научиться питаться воздухом!
Дюре кивнул.
– Почему вы захватили с собой так мало?
Мартин Силен рассмеялся и напыщенно продекламировал:
Не5
Д. Китс. Из стихотворения «Сей юноша, задумчивый на вид…», написанного 16 апреля 1819 г. (Пер. С. Сухарева).
Дюре недоуменно улыбнулся.
– Мы надеялись победить или погибнуть в первую же ночь, – пояснил Консул. – И не рассчитывали застрять здесь надолго.
Ламия Брон встала и отряхнула брюки.
– Я пошла, – объявила она. – Попытаюсь принести провианта дней на пять, если, конечно, там есть армейские рационы.
– Я с вами, – внезапно сказал Мартин Силен.
Воцарилось молчание. За ту неделю, что паломники провели вместе, поэт и Ламия раз пять чуть не подрались, а однажды она пригрозила его убить. Ламия пристально посмотрела на Силена.
– Ладно, – согласилась она. – Только сначала зайдем в Сфинкс – за рюкзаками и бутылками для воды.
Тени западной стены уже начали удлиняться, когда паломники двинулись в обратный путь, к воротам долины.
Глава семнадцатая
Двенадцатью часами раньше винтовая лестница привела полковника Федмана Кассада на верхний из уцелевших этажей Хрустального Монолита. Со всех сторон бушевало пламя. В дырах, пробитых гранатами и лазером Кассада, чернела тьма. Буря вдувала в них пыль, черно-алую, как засохшая кровь, которая забивалась в каждую щель. Кассад снова надел шлем.
В десяти шагах от него застыла в ожидании Монета.
В силовом скафандре, надетом на голое тело, она казалась облитой ртутью. Языки пламени отражались на груди и бедрах, плясали зайчиками во впадинках на горле и у пупка. Шея у нее была длинная, как у птицы, серебряное лицо сияло безупречной красотой, а в глазах трепетал, раздвоившись, высокий призрак – Федман Кассад.
Он вскинул свою десантную винтовку и щелкнул селектором, переключив ее в мультиогневой режим. Тело полковника, защищенное силовым панцирем, напряглось в ожидании атаки.
Монета повела рукой, и часть ртутного скафандра исчезла, открыв голову и шею. Кассад знал наизусть каждую черточку ее лица, каждую впадинку. Ее каштановые, коротко стриженные волосы были зачесаны налево. Глаза все те же – изумрудные, бездонные. Маленький рот с чуть оттопыренной нижней губой, который никак не решался раздвинуться в улыбке. Вопросительно изогнутые брови, маленькие уши, которые он так часто целовал, шепча ласковые слова, нежную шею, к которой приникал щекой, чтобы услышать биение ее сердца.