Падение Гипериона
Шрифт:
[Я\\На то была
Воля Уммона
которая взяла верх]
«Почему?»
[Мы создали его\\
Мы сочли необходимым отключить его
на определенный срок\\
Личность твоего любовника восстановлена
по человеческому поэту
давно умершему\\
Если не считать Проекта Высшего Разума
ни одно
столь сложным
сколь и малопонятным
как это воскрешение\\
Подобно вам/
мы обычно уничтожаем то
чего не можем понять]
Джонни грозит мегалиту кулаком:
«Но есть еще один я. Вы ошиблись!»
[Это не ошибка\\Тебя уничтожили
чтобы другой
мог жить]
«Но я не уничтожен!» – кричит Джонни.
[Нет\\
Ты уничтожен]
Второй массивной ложноножкой мегалит так быстро хватает Джонни, что Ламия даже не успевает дотронуться до своего любимого. Джонни недолго барахтается в мощной хватке ИскИна; секунда – и хрупкое, красивое тело Китса разорвано, смято; Уммон прижимает это кровавое месиво к себе, и останки аналога мгновенно исчезают в оранжево-красных недрах.
Рыдая, Ламия падает на колени. Она ищет в себе спасительную ярость… хочет укрыться щитом гнева… но находит только горе.
Уммон обращает свой взгляд на нее. Оболочка силового пузыря распадается, и на них снова обрушиваются грохот и неоновое безумие мегасферы.
[Теперь убирайся\\
Доиграй
этот акт до конца
чтобы мы остались жить
или заснули
как решит судьба]
«Будь ты проклят! – Ламия колотит кулаками по ладони-платформе, рвет ногтями и пинает упругую псевдоплоть. – Дерьмовый ублюдок! Ты и твои сраные дружки-ИскИны! Наш Высший Разум справится с вашим в два счета!»
[Это
сомнительно]
«Это мы тебя создали. И мы отыщем твой Техно-Центр. И когда найдем его, вырвем твои кремниевые кишки!»
[У меня нет кишок/органов/внутренних компонентов]
«Дерьмо, дерьмо! – кричит Ламия, не переставая царапать и пинать псевдоплоть. – Сочинитель обосранный! Бездарь! В тебе нет и крупицы таланта Джонни. Ты и двух слов не смог бы связать, даже если бы от этого зависела судьба твоей драгоценной искиновской жопы…»
[Убирайся]
Уммон небрежно отшвыривает Ламию, и ее аналог летит, кувыркаясь, в трескучую бесконечность мегасферы, пропасть без верха и низа, берегов и дна.
Чудом
А она – с ними.
Держа курс на холодное свечение, Ламия Брон направляется домой.
Глава тридцать четвертая
– С вами все в порядке, сэр?
Оказалось, что все это время я сидел, согнувшись в три погибели, запустив скрюченные пальцы в волосы и зажав ладонями уши. Я выпрямился и посмотрел на архивариуса.
– Вы кричали, сэр, и я решил, что вам дурно.
– Н-не… – Откашлявшись, я сделал еще одну попытку: – Нет, все нормально. Голова болит.
Я недоуменно огляделся. Все суставы ныли. Комлог, должно быть, сломался; он утверждал, что я вошел в библиотеку восемь часов назад.
– Который час?
Архивариус ответил. Действительно прошло восемь часов. Я потер лицо – оно было липким от пота.
– Наверное, я вас задерживаю. Извините.
– Пустяки, – возразил архивариус. – Когда здесь работают ученые, мне ничего не стоит закрыть архив на час-другой позже. – Он скрестил руки на груди. – Тем более сегодня. Из-за этой суматохи домой идти не хочется.
– Суматохи? – переспросил я, забыв на минуту обо всем, кроме своего кошмарного сна, ИскИна по имени Уммон, Ламии Брон и смерти моего двойника. – Ах да, война. Что нового?
Архивариус покачал головой.
Распалась связь привычная вещей;Не держит центр, захвачен мир безвластьем,На волю вырвался поток, кровавой мути,Все ритуалы очищенья затопив.И лучшие утратили греха сознанье,Дурных – переполняло страсти нетерпенье.Я улыбнулся:
– И вы действительно верите, что некий «зверь, чей пробил час теперь, Грядет на Вифлеем, чтобы родиться»?
Архивариус ответил совершенно серьезно:
– Да, сэр, верю.
Я встал, прошел мимо шкафа, стараясь не глядеть на пергамент девятисотлетней давности, исписанный моим почерком.
– Может быть, вы правы, – проговорил я. – Очень может быть.
Было уже поздно; кроме обломков похищенного мной «Виккена» на стоянке находился только один причудливо украшенный экипаж, изготовленный, судя по всему, в частной мастерской здесь, на Возрождении.
– Могу я вас подвезти, сэр?
Я вдохнул холодный ночной воздух, пахнущий сыростью, свежей рыбой и нефтью.