Падение Константинополя в 1453 году
Шрифт:
Несколько дней спустя пушки крепости Румелихисар потопили венецианское торговое судно, о котором писалось выше. По городу прокатилась новая волна паники; необходимость получить западную помощь представлялась теперь более настоятельной, чем когда-либо прежде. Партия унионистов вновь завоевывала сторонников. Геннадий, опасавшийся, по собственному признанию, того, что желание получить поддержку распространится среди византийцев, подобно лесному пожару, снова выпустил пространное воззвание, в котором подчеркивал, что западная помощь неизбежно приведет к унии. Он также повторял, что, по крайней мере, сам он никогда не запятнает свою веру в надежде на помощь, ценность которой весьма сомнительна. Его слова не остались без отклика.
12 декабря 1452 г. в кафедральном соборе св. Софии была отслужена торжественная литургия в присутствии императора и всего двора. В молитвах были упомянуты имена папы и отсутствующего патриарха и официально провозглашены положения Флорентийской унии. Кардинал Исидор, стремясь показать, что наконец-то симпатии широких слоев его греческих соотечественников завоеваны, сообщал, что церковь была переполнена и отсутствовали только Геннадий
После того как уния была провозглашена, открытой оппозиции уже не существовало, а Геннадий хранил молчание в своей келье. Большинство жителей отнеслись к этому свершившемуся факту с угрюмой пассивностью; однако молились они только в тех церквах, где служили священники, не запятнавшие себя открытым признанием унии. Даже многие сторонники унии надеялись, что если город устоит, то ее положения можно будет изменить. Если бы сразу же вслед за провозглашением унии в город прибыли с Запада суда с солдатами, то ее практические преимущества могли бы завоевать ей всеобщую поддержку. Греки, держа в памяти учение об Экономии, могли бы тогда утешиться тем, что, поступившись своей преданностью вере, они в качестве компенсации смогут сохранить христианскую империю. Однако, уплатив цену, которая требовалась за помощь Запада, они просчитались [130] .
130
См.: Gill, с исчерпывающими ссылками. См. также: Раu1оvа, с. 192—203, где автору удалось более глубоко проникнуть в психологию Геннадия. Как мне кажется, Джилл упрощает вопрос, допуская, что в Константинополе все понимали, что помощь с Запада придет лишь в том случае, если уния будет проведена в жизнь. Геннадий стремился умерить радость простого народа при виде прибывших западных солдат (которая, безусловно, тревожила его) и настойчиво внушал всем, что западная помощь неизбежно повлечет за собой унию, которую не исправишь ни доброй волей, ни доктриной об Экономии (во что, по-видимому, уверовал Лука Нотарас). Джилл справедливо подчеркивает умеренную позицию Нотараса. Михаил Дукас, который черпал свою информацию главным образом из генуэзских источников (см. ниже, с. 169—170), явно несправедлив к Нотарасу. Так же были настроены по отношению к нему и западные авторы, особенно Леонард Хиосский и Пускуло, который называет Нотараса врагом искусства и внуком рыботорговца. Странные обвинения, если учесть, что они направлены против человека довольно знатного происхождения, который, отличаясь лично суровым нравом, жил во дворце, известном своими прекрасными произведениями искусства. Основные источники о переговорах относительно унии: Gennad., III, с. 165—193; Ducas, XXXVI, с. 315—319; Рhrantz., с. 325; Lеоn. 2, стб. 929—930. Послание митрополита Киевского Исидора см.: Jоrgа 4, II, с. 522-524; Рusсulus, с. 21, 23.
Глава V.
Приготовление к осаде
Все последние месяцы 1452 года султан напряженно обдумывал свои планы. Ни один человек, даже среди его везиров, не знал в точности его намерений. Был ли он удовлетворен тем, что крепость Румелихисар обеспечила ему контроль над Босфором и дает возможность настолько прочно блокировать Константинополь, что со временем городу все равно придется сдаться? Он имел разработанный план строительства нового роскошного дворца в Адрианополе, на одном из островов Марицы, — означало ли это, что в настоящее время султан не мечтает о переводе своего правительства в древнюю византийскую столицу?
На это по крайней мере надеялся его везир Халиль, который независимо от того, получал он регулярно подарки от греков, как это многие подозревали, или нет, не одобрял саму идею военных действий против Константинополя. Осада потребовала бы чрезвычайно больших расходов, а в случае ее неудачи оттоманскому престижу был бы нанесен огромный урон. Кроме того, Константинополь в своем теперешнем положении политически не представляет никакой угрозы, зато полезен с точки зрения торговли. У Халиля были сторонники среди везиров, служивших еще Мураду. Но он имел и сильную оппозицию во главе с военными, такими, как Заганос-паша и Турахан-паша, за которыми стоял евнух Шехабэддин; а это были как раз те лица, к мнению которых прислушивался султан [131] .
131
См. выше, примеч. 25 к гл. III.
Сам Мехмед провел в эту зиму много бессонных ночей, обдумывая предстоящую кампанию. По слухам, его можно было встретить бродящим по ночам на улицах Адрианополя в одежде простого солдата, и каждый, кто узнавал его и приветствовал, немедленно предавался смерти. Однажды ночью, примерно во вторую смену караула, он неожиданно приказал привести к нему Халиля. Старый везир предстал перед ним дрожащим от страха услышать о своем смещении. Чтобы умилостивить своего господина, он принес с собой блюдо, торопливо наполненное золотыми монетами. «Что это значит, учитель?» — спросил его султан. Халиль в ответ пролепетал, что по обычаю везиры, которых султан неожиданно
132
Ducas, XXXV, с. 311—313.
Через несколько дней, в конце января, султан собрал всех своих везиров и произнес длинную речь, в которой напомнил им о заслугах предков. Но Турецкая империя, заявил он, никогда не будет в безопасности до тех пор, пока Константинополь не перейдет в руки турок. Византийцы, может быть, действительно слабы; тем не менее хорошо известно, как умело они плетут интриги с врагами турок; к тому же, будучи слабыми, они могут отдать город в руки союзников, которые будут отнюдь не столь слабы. Константинополь не так уж неприступен. Прежние осады не удавались из-за внешних причин. Теперь настал подходящий момент. Город раздирают религиозные распри. Итальянцы ненадежны как союзники, и многие из них готовы на предательство [133] . Кроме того, турки наконец добились господствующего положения на море. Что же касается его самого, то если ему не удастся править империей, владеющей Константинополем, он скорее предпочтет не править вообще.
133
Прим. ред. — Тем не менее, как будет видно ниже, предательства так и не было.
Присутствующие были поражены. Даже те члены правительства, которые не одобряли намерений султана, не осмелились высказать свои опасения. Везиры единодушно поддержали его решение и проголосовали за войну [134] .
Как только вопрос о войне был решен, султан приказал командующему войсками европейских провинций Дайи Караджа-бею снарядить армию и атаковать византийские города на фракийском побережье. Города на Черном море — Месемврия, Анхиалос и Визос — сдались немедленно и, таким образом, избежали разграбления. Однако некоторые города на побережье Мраморного моря, такие, как Селимврия и Перинфос, попробовали защищаться. Они были взяты штурмом и опустошены, а их укрепления снесены [135] . На Пелопоннесе еще с октября предыдущего года Турахан-бей и его сыновья стояли со своими войсками на Коринфском перешейке, готовые к набегам в глубь полуострова, с целью отвлечь силы братьев императора, не дав им, таким образом, прийти к нему на помощь [136] .
134
Кrit., с. 23—33. Автор приводит длинную речь, вложенную в уста султана, которого он заставляет излагать всю оттоманскую историю, вплоть до описываемых событий: Тасi Веуzadу. Mahruca-i Fethnamesi. Istanbul, 1331 (год хиджры), с. 6—8 (приведена другая версия речи, также сочиненная автором, но восходящая к той же основе, что и у Критовула); см.: Inal. 1, с. 125—126.
135
Ducas, XXXVII, с. 321. Пускуло (с. 49) ошибочно утверждает, что Месемврия была среди городов, оказавших туркам сопротивление.
136
Рhrantz., с. 234—236; Lаоn., с. 381—382.
В своей речи перед везирами султан подчеркнул, что теперь ему принадлежит господствующее положение на море. Предыдущие попытки овладеть Константинополем предпринимались только с суши. Византийцы всегда имели возможность получать подкрепления и припасы морским путем; кроме того, до недавнего времени турки были вынуждены нанимать христианские суда для перевозки своих войск между Европой и Азией. Мехмед решил раз и навсегда покончить с этим. В течение марта 1453 г. в Галлиполи стали стягиваться все виды имевшихся у турок судов. Здесь были и старые корабли, многие из которых отремонтировали и заново просмолили, но гораздо больше было новых, срочно построенных в течение последних нескольких месяцев на верфях различных городов побережья Эгейского моря.
Среди них имелись триремы, на которых в противоположность древним триремам все гребцы сидели на одном уровне. В каждом ряду, расположенном под небольшим углом к борту, помещались три гребца, державшие по веслу, при этом все весла были закреплены на одной общей уключине. Эти низко сидящие в воде суда имели по две мачты, на которых при попутном ветре поднимались паруса. Были также биремы — корабли несколько меньших размеров и с одной мачтой; гребцы на них сидели по двое на весло у каждого борта. Кроме того, имелись фусты — лодки удлиненной формы, легче и быстроходнее, чем биремы, на них гребцы сидели по одному в носовой части судна и по двое в кормовой. Были еще галеры — слово, часто употреблявшееся для обозначения вообще любого большого корабля, будь то трирема, или бирема, или даже просто парусник без гребцов, но которое как технический термин обозначало вытянутое судно с высокими бортами и с одним рядом длинных весел. Имелись также парандарии — тяжелые баржи с парусом, используемые как транспортные средства [137] .
137
О военных кораблях того времени см.: Yuie, I, с. 31—41; Pears 1, с. 232—235; Sоttas, с. 52—102.