Падение лесного короля
Шрифт:
– А тебе-то что?
– Я, кажется, мужем тебе доводился, - хмыкнул Боборыкин.
– Вот именно: доводился. И меня чуть не довел до точки.
– Вон как ты мое добро вспоминаешь. Другая спасибо сказала бы.
– За что?
– Хотя бы за квартиру, которую я тебе оставил.
– Он обвел руками вокруг себя.
– Неплохая квартирка.
Квартира и в самом деле была неплохой - двухкомнатная, в кирпичном доме, с широкими окнами, с коврами на стенах, с большим зеркальным сервантом.
– Квартира
Боборыкин усмехнулся.
– Извините, счетоводам таких квартир не дают. Она была закреплена за предом райпотребсоюза. А председателем был вроде бы я.
– Какое это имеет значение теперь?
– А такое, что я добра тебе желаю и сделал много добра. Вот хоть эту квартиру переписал на тебя. А когда у нас жизнь не сложилась, уехал добровольно.
– Ты уехал добровольно? Не ври! Ты следы заметал. Разоблачений боялся, после того как тебя сняли.
– Каких разоблачений?
– Таких. Сколько вы через сельповские магазины неоприходованного меху распродали?
– Чего ты мелешь? Откуда ты это взяла?
– Оттуда. Серафим, наш фининспектор, рассказывал про эти махинации. Да я и сама кое-что теперь понимаю. Это я раньше была глупой, по молодости. А такие шашни, которые вел ты, не каждый поймет и раскусит.
– Это никем не доказано.
– Может, еще докажут. То-то вы и смотались вовремя. А мне сразу заливал, что едешь в тайгу на заработки, мол, приелись друг другу. Давай врозь поживем на отдалении. Авось соскучимся и все наладится. А сам прихватил с собой Маньку Лисицу из Синюхинского сельпо. И полгода с ней жил как с законной женой. И ее бросил. Думаешь, я про это не знаю? Подлец ты, Пашка, подлец!
– Насчет Маньки - это все наговоры. Пусть сперва докажут.
– Кому надо доказывать? Мне, что ли?
– Хотя бы. А может, зазря меня обвиняешь?
– Да господи! Живи, как хочешь. Не обвиняю я тебя. Да и что нас связывает? Семеро детей по лавкам? И документы наши чистые. И слава богу, что я с тобой развелась. И тогда обманывал меня - все тянул... И слава богу!
– Развелась... И вот тебе мой совет: не расписывайся с Чубатовым.
– Какое тебе дело? Все мстишь ему, что лес у тебя не купил?
– Его гитара?
– указал на висевшую на стене гитару, усмехнулся. Доигрался. Его посадят, если уже не посадили.
– Врешь!
– Точно тебе говорю. В городе слыхал, от верного человека. Хочу помочь тебе, открыть глаза. Смотри не распишись с подсудным человеком.
– Негодяй! Мучитель!
– Глупая ты, Дашка. Я надеюсь, ты еще одумаешься. Помни - я всегда помогу.
– Пошел ты со своей помощью!
В дверях кто-то заскрежетал ключом. Боборыкин вздрогнул.
– Кто это?
Даша, не отвечая, вышла в прихожую, оттуда послышался голос Чубатова:
– Добрая весть, Дашок! Комиссию собирают в райисполкоме.
С порога, увидев Боборыкина, вопросительно глянул на Дашу.
Даша ответила:
– Пришел предупредить меня, чтобы я с тобой не расписывалась.
– Что это значит?
– спросил Чубатов, переводя взгляд с Даши на Боборыкина и снова на нее: скулы его в один момент сделались багровыми, глаза заблестели.
И Даша порозовела, ноздри ее округлились и подрагивали; глядя с ненавистью на Боборыкина, она заговорила, чеканя слова:
– Он, видите ли, заботу проявляет о моем благополучии. Потому и наговаривает на тебя, и лесорубов натравливал.
– За этим и приехал сюда?
– Чубатов, сощурив глаза и сжимая до белизны губы, грозно приближался к Боборыкину.
Тот встал, азартно и злобно произнес:
– Не только за этим... А еще хочу посмотреть, как посадят тебя.
– Меня-то когда еще посадят. А я тебя сейчас посажу...
Коротким и сильным ударом под дых Чубатов сбил Боборыкина. Тот, перегнувшись, ткнулся головой на диван.
– Встань!
– Чубатов схватил его за грудки, приподнял левой рукой, притянул к себе, тот вдруг хватил его зубами за палец.
– Ах ты, гад! С-собака!
– И снова правой ударил Боборыкина в челюсть.
Боборыкин перевалился через диванный валик и сбил спиной стул. Чубатов поймал его за шиворот, опять поднял.
– Это тебе за Дарью. А теперь за меня получи!
Он снова ударил Боборыкина в лицо, тот пролетел в прихожую, спиной раскрыл дверь и упал на порог.
Чубатов взял его под мышки, вытащил на крыльцо и столкнул вниз. Потом снял его куртку с вешалки и выбросил из дверей. Боборыкин неожиданно резво вскочил на ноги, схватил куртку и отбежал на почтительное расстояние.
– Это все тебе приплюсуется, приплюсуется!
– крикнул, грозя кулаком.
– Пошел вон! Мразь...
Чубатов закрыл дверь и вернулся в дом; из левой руки его текла кровь. Размазывая ее правой ладонью, сказал, кривя губы:
– Собака! Надо же - руку укусил.
– Дай я тебя платком перевяжу!
– ринулась к нему Даша.
– Да пустяки!..
Она ловко и быстро перетянула платком его руку и завязала двумя узелками концы платка. Потом, тревожно заглядывая в глаза ему, спросила:
– Иван, это правда, что тебя посадят?
– Врет.
– Ваня, милый! Я так боюсь за тебя, так боюсь...
– Она прижалась к его груди и заплакала.
– Успокойся, успокойся.
– Он гладил ее по голове, как ребенка.
– Видишь - я у тебя. Мы очень мирно беседовали с капитаном и расстались друзьями. Он даже хлопотал за меня в райисполкоме.
– Я знаешь о чем подумала?
– Она запрокинула голову и опять поглядела в лицо ему.
– Если тебя посадят, я стану твоей женой.