Падение Рима
Шрифт:
И тут Евдокия улыбнулась.
— Я ведь собираюсь об этом написать поэму, — призналась она. — Вот почему хочу навестить сирийских пустынников и поговорить с ними... Думаю, что и тебе, Гонория, это тоже будет полезно...
Но авва — прежде всего монах, «старец».
II
Луна должна была вот-вот взойти и окрасить в мертвенно-бледный свет спокойные воды Пропонтиды [93] и
93
П р о п о н т и д а — Мраморное море.
— Пора бы и отчаливать, а гостей всё нет... — нервно упрекнул кого-то капитан.
— До восхода луны можем и не успеть прийти к месту... — в тон ему сказал рулевой.
— A-а, морские волки, о чём ведёте речь?! Наверстаем всё в пути. Скажу надсмотрщикам, они крепко погуляют бичами по спинам гребцов, и судно полетит как птица. Нам ведь хорошо заплатили...
Но вот на набережной появились трое, закутанные в паллии, и скоро стушили на палубу судна. Один из них, небольшого роста, закрыл капюшоном даже лицо.
Капитан дал команду, и хеландия отошла от берега. До восхода луны всё-таки причалил напротив Большого Императорского дворца. Незнакомцы сошли на берег и тут же растворились в темноте.
Со стороны Босфора в проёме скалы двое отодвинули камень и открыли за ним дверь. Третий зашёл в проем, и тут из темноты туннеля появились опять двое... А те снаружи заперли дверь и придвинули камень на прежнее место.
— Слава Господу, наша снова берёт, — сказал один из них, спускавшихся к водам Босфора.
— Не кричи «Слава вознице!», пока его колесница не обогнёт мету [94] ...
— И то верно.
А те, что находились в туннеле, зажгли факелы. Летучие мыши с писками шарахнулись под своды.
Двое довольно быстро зашагали вперёд, и гость, несмотря на свой небольшой рост, не отставал, лишь высвободил нос и рот, чтобы было легче дышать.
Вскоре все трое оказались на мраморной площадке; здесь повсюду высились колонны огромного диаметра и большой высоты, подпирающие пол какого-то здания.
94
М е т а — призовой поворотный столб на арене византийского Ипподрома.
Послышался плеск весел, и показалась лодка. Она ткнулась в край мраморной площадки; незнакомец и двое, что сопровождали его по туннелю, сели, и лодка, лавируя между колонн, коих тоже немало стояло, но теперь уже в воде, причалила к такой же мраморной площадке, только по другую сторону этой загадочной подземной ёмкости.
Для посвящённых (а таких в Большом императорском дворце было немного) существование этого по сути водного туннеля объяснялось
Однажды, рядом тянувшийся водопровод прорвало, и подземный ход полузатопило. Если раньше его можно было одолеть пешком, то теперь без лодки не обходилось.
С мраморной площадки вела наверх каменная лестница, по которой незнакомец, двое с факелами и лодочник поднялись к огромной железной двери. По условному стуку её отворили, и все четверо оказались в галерее, освещённой настенными огнями. Факелы затушили.
Как только вышли к концу галереи, трое, сопровождавшие незнакомца, будто растворились, и, словно по волшебству, возник евнух Хрисанфий...
— Позволь, высочайшая императрица, поцеловать твою руку, — обратился он к человеку небольшого роста.
Последний откинул капюшон паллия, и перед евнухом предстала... Пульхерия. Вскоре прояснилась и та таинственность, с которой она сюда прибыла.
— Хрисанфий, это все твои выдумки, чтобы я таким образом проникла во дворец.
— Несравненная, ты же знаешь переменчивость настроения твоего брата, и неизвестно, как бы он отреагировал, если бы ты официально прибыла в его резиденцию.
— В нашу, Хрисанфий, в нашу...
— Прости, величайшая.
— Прощаю... Теперь ты — со мной, а ведь тоже я по твоей милости оказалась за городом...
— Кто прошлое помянет, тому глаз вон.
— Ишь, болтун!.. Глаз-то я у тебя в случае чего выну... Запомни!
— Теперь запомню. И на век!
— А что делает сейчас василевс?
— Как всегда... Читает... И допоздна. Только вот та сконструированная им самим световая лампа упала на пол и сломалась.
— Ничего, теперь мы ему новую сделаем. По своей задумке...
Жирное тело Хрисанфия затряслось в безвучном смехе. Хихикнула своей шутке и Пульхерия.
— Мои покои готовы?
— Готовы, великая. Из покоев покуда не выходи. Как только я подготовлю василевса к твоей встрече, дам знать.
— У тебя умная голова, Хрисанфий...
— Благодарю, порфирородная, я буду служить тебе верой, правдой и честью.
«Ну, насчёт твоей чести я сомневаюсь...» — подумала императрица.
Когда византийской Августе поведали про случай с фригийским яблоком и что Евдокия, внешне прощённая мужем, отбыла в Святой город, взяв с собой Гонорию, Пульхерия тут же захотела поехать к брату. Без жены Феодосий снова становился податливым, тем человеком, которого она знала много лет и который позволял ей над собою командовать. Да и нет теперь во дворце Павлина — его тоже слушался василевс.
С одной стороны, Пульхерия радовалась такому развитию событий, только жаль, что она не увидит больше белокурого величавого красавца; красота и осанка Павлина поразили с первого взгляда даже её, набожную девственницу, и много раз, лёжа в постели, она думала о его жарких объятиях, наводя себя на великий соблазн, потом, правда, часами замаливали свой грех.