Падение Света

Эриксон Стивен

— Но что родило такую мстительность? — спросил Ханако.

Плечо толкнуло его так сильно, что Ханако споткнулся. — Поговори с девицей о браке!

Эрелан издал свой неуверенный смешок, Лейза обернулась к нему: — А ты! О воитель, носящий на себе все завоевания! Где твоя жена? Никто так и не помахал рукой, подманивая? Почему это мы, податливые твои отражения, не восторгаемся твоим уверенным мастерством? Твоей гордостью, твоей славой и гнилыми трофеями, свешивающимися с твоей персоны?

Ханако не решался поглядеть назад,

увидеть действие ее тирады на Эрелана. Он был рад, что Лейза оставила его в покое.

— Твой ум звучит как песня, в каждом слове. Потому я засмеялся.

— Ты еще не испытал моего ума, — предостерегла его Лейза тихим тоном. — И благодари за то грубых каменных богов. — Она повернула голову. — Ба, пора мыться. Ханако, милый юноша, когда дойдем до озера — если оно не мираж, созданный специально, чтобы обрушить женские мечты о достойном омовении — ты ублажишь мое тело мылом и маслами?

— Как насчет мужей?

— Ну, их ведь там нет, верно? Нет! Дураки, похоже, далеко отклонились от оставляемого мной следа. Собирают ягоды, верно, облизывают синие губы и болтают обо всем и ни о чем. Или нашли плоские плиты и греются на солнце — как делали там, пася стада. Думали, я не замечу их на склонах. У меня самые острые глаза, Ханако. Самые острые! Нет, они просто лживы и увертливы, подлы и ленивы.

— Тогда я помогу тебе на озере, — заверил Ханако.

Она снова прижалась к нему. — Может, сейчас?

— Ты ведешь себя нехорошо, Лейза Грач.

— Я лишь дразню то, что прячется внутри тебя.

— Удивляться ли, что я стесняюсь?

Она махнула рукой: — Я смету твою сдержанность, Ханако Весь-в-Шрамах, Убийца Буйного Владыки. Пусть мужья сгниют. Я возьму любовника, и плевать на всех. Могу выбрать тебя, Ханако. Что думаешь?

— Предвижу для себя три смерти, ведь одной мне недостаточно будет.

— Что? А, они. Подумай получше, юноша. Они уже знают, что я путешествую в компании — ох, Эрелан не вызовет ревности, ведь он влюблен лишь в воинственную тщету. Но ты, Ханако… Юный, красивый — разве ты не самый высокий храбрец в селе? Не самый сильный? Не ты ли нынешним утром оторвал челюсть Владыке? А потом сломал ему шею? Нет, милый будущий любовник, даже тебе не прибавить жара их пяткам. Но гляди — что там за мерцание впереди, среди веток? Разве солнце не прямо над нами?

— Нельзя ска…

— Тсс! Мое благословение — встречать в жизни попутные ветра. Совершенство возникает везде, где я строю свой остров. Улыбайся шире, будь тверд в растирании мыла и масел, Ханако, и может быть, ты придешь на мои берега.

«Чтобы болтаться как почти утопленный». — Боюсь, озеро будет холодно, как и его ручьи.

— Да, вот вызов твоему мужеству. — Тут она замерла, подняв руку.

«Кто-то впереди? Что же, озеро кажется вполне достойным. Возможно, Бегущие-за-Псами устроили стоянку на берегах».

Эрелан

поравнялся с ними и, вытащив длинную палицу, двинулся дальше — низко пригибаясь.

Поглядев на Лейзу, Ханако встретил ее взор. Она закатила глаза.

Оба пошли по следам Эрелана Крида, двигаясь осторожно.

Ведущая меж деревьев тропа окончилась через дюжину шагов, упершись в насыпь из валунов, бревен и прочих следов больших наводнений. Эрелан уже влез на природную стенку и застыл, всматриваясь сквозь скелетоподобное переплетение сухих сучьев. На берегу прямо за ним что-то ворочалось на мелководье — огромное, судя по шуму.

Ханако потянулся к отцовскому мечу — который по глупому забыл у постели, когда направился на утреннее свидание с медведем. Сейчас он составлял «хребет» заплечного тюка. Юноша вынул меч из ножен, изучил тусклое выщербленное лезвие. Кромка была покрыта зазубринами и затуплена, да и само лезвие явственно погнуто влево. История меча была историей многочисленных неудач. Удивляться ли, что он не спешит его обнажать?

Лейза Грач положила ладонь на его предплечье, всё в рубцах, ссадинах и синяках. — Оставь это Эрелану, — прошептала она. — Видишь, как он светится от восторга?

Они подошли ближе и встали рядом с воином. Сквозь паутину кривых ветвей Ханако углядел крылатое чешуйчатое страшилище. Поджимая переднюю лапу, истекая кровью из раны на бедре, оно неуклюже брело по мелководью. Тяжелая голова на конце длинной жилистой шеи дико качалась, свешиваясь на сторону.

Эрелан сказал возбужденно, хотя и шепотом: — Выбит правый глаз. Я только жду, когда он повернется слепым глазом к берегу.

— Почему бы не оставить его в покое?

Эрелан хмыкнул: — Видите секиру — там, на берегу? Только что выпала из передней лапы.

Лейза задохнулась: — Мамочки! Это оружие моего любимого Реваста!

— А поглядите, — резко прорычал Эрелан, — на кровь в пасти — меж клыков стекает жижа!

— Мужья мои сожраны, и не мной!

Эрелан вдруг выпрямился. — Воин отмстит за тебя, Лейза Грач! — Вспрыгнув на валун, он приготовил палицу и соскочил на гравийный берег. Рванулся вперед.

Шлепавший по воде зверь ничего не слышал. Слепой глаз был обращен в сторону побережья, так что он не видел яростной атаки Эрелана.

Тяжкая палица ударила по голове как раз около слепого глаза. Сила замаха оказалась такова, что головка проломила орбиту и скулу, войдя в череп.

Кровь хлынула из ноздрей чудища, оно пьяно зашаталось.

Эрелан ударил снова, на этот раз сверху, в плоское темя. Палица зарылась в череп, ограничителем стало лишь окованное бронзой древко. Резко завалившись, умирающий зверь выкашлял сгусток горячей крови. Ноги поджались как раз вовремя, позволяя вытащившему оружие Эрелану вскочить на спину чудища, твердо встать на плечо и размахнуться в третий раз. Кости шеи резко затрещали, отдаваясь эхом по водной глади.