Падение Святого города
Шрифт:
Непослушный кинжал.
Сомпас вытер лезвие о штанину на дергающейся ноге адепта, затем вернулся к своим людям. К своим прославленным кидрухи-лям, сидевшим у костра. Им он мог доверять, а вот чародею...
У него не осталось выбора. Это должно было случиться.
На кону стояла не только его собственная шкура, но и весь род. Нельзя допустить, чтобы какая-то неудача — поскольку это лишь неудача, не более,— уничтожила род Биакси. Конфас убьет их без малейших колебаний и угрызений совести. Единственная надежда на спасение, понимал Сомпас,
А когда Икурей будут уничтожены — кто знает? — возможно, Биакси найдут путь к трону. Император, выступивший против единоверцев вместе с фаним? Чем больше Сомпас размышлял, тем сильнее убеждался, что честь и справедливость толкают его именно на эту дорогу. У него нет выбора...
Удивляясь собственному спокойствию, Сомпас устроился рядом с Агнарасом, в одиночестве сидевшим у офицерского костра. Тот старался не смотреть на генерала.
— Где Оурас? — спросил Сомпас, словно отсутствие этого глупца его встревожило.
— Кто его знает? — ответил капитан.— Пошел в лес по нужде. В его интонации звучало: «Да кому он нужен?» От этого Сом-пасу стало легче.
Сидя на походном стуле, генерал сцепил руки, чтобы капитан не заметил их дрожи в отблесках пламени. Агнарас мог понять его слабость, а это гораздо опаснее, чем простое презрение,— по крайней мере, для Сомпаса. Генерал посмотрел в сторону другого костра. Там собрались остальные воины, и некоторые тут же отвели глаза, чтобы не встретиться взглядом с генералом. Они были слишком молчаливы, а их лица, очерченные пламенем, слишком непроницаемы. Внезапно он почувствовал: они ждут...
Ждут случая перерезать ему глотку.
Сомпас снова посмотрел на пламя, подумал об Оурасе, лежащем в подлеске в нескольких шагах отсюда... и вспомнил его слова. Может, надо было просто удрать?
— Кто охраняет лагерь? — спросил он Агнараса, почти уже решившись на бегство.
«Да-да. Удрать. Бежать. Бежать»
Крики заставили его и Агнараса вскочить на ноги.
— Там что-то в чаще...
— Я слышу! Слышу...
— Заткнитесь! — рявкнул капитан.— Все!
Он поднял руки, призывая к молчанию. Пламя костра словно хихикнуло, треснул уголек. Сомпас вздрогнул.
Выхватив мечи, они пару ужасных секунд прислушивались и вглядывались в кроны деревьев над головой, но видели только подсвеченные пламенем костра ветки. Дым исчезал в них.
Потом они услышали шорох из тьмы наверху. Посыпалась хвоя, качнулась ветка.
— Сейен милостивый! — ахнул один из всадников. Его тут же заставили замолчать сердитым окриком.
Затем послышался звук, будто ребенок мочился на кожаное полотно. Свистящее шипение раздавалось со стороны большого костра. Зрелище притянуло все взоры — тонкая струйка крови, льющаяся в огонь...
Сверху упала тень. Дрова и угли полетели в стороны. Повалил дым. Люди закричали и попятились назад, сбивая искры с одежды. Сомпас не мог отвести
Лошади с диким ржанием метались под деревьями, словно тени, пляшущие на фоне черной тьмы. Агнарас выкрикивал приказы...
Но она уже спрыгнула в самую середину, как брошенная веревка.
Сомпас успел лишь отступить. У него не было выбора...
Капитан упал первым. Он рухнул на колени, отчаянно закашлялся, словно в горле у него застряла куриная кость. За ним свалились еще двое, зажимая блестящие черные раны. Она двигалась так быстро, что Сомпас едва видел ее длинный меч.
Светлые волосы метались во тьме, как шелк, белое лицо казалось невероятно красивым. И генерал понял, что знает ее... Женщина князя Атритау! Та, чей труп повесили вместе с ним в Карасканде.
Она спрыгнула с того дерева.
Кидрухили пятились от нее. Она преследовала их и рассекала им глотки клинком, как режут апельсины. Сбоку из мрака с ревом выскочил огромный скюльвенд, принялся рубить кидрухилей длинным мечом. Люди падали, истекая кровью.
И все кончилось. Крики потонули в крови.
Обнаженный до пояса, мокрый от пота скюльвенд повернулся к Сомпасу и плюнул. Он был весь в шрамах и порезах, которые скоро станут шрамами. Несмотря на свое могучее телосложение, он казался тощим, как пугало, словно ему недоставало не только пищи. Глаза его мрачно сверкали из-под нахмуренных бровей.
Широко расставив ноги, скюльвенд остановился перед Сомпа-сом. Пока прекрасная женщина кружила поблизости, из мрака на свет костра выскочила третья фигура. Она появилась из тьмы и приземлилась на корточки слева от скюльвенда. Этого человека Сомпас не знал.
Нансурского генерала пробрала дрожь, и он порадовался, что недавно облегчился. Он даже не успел вынуть меч из ножен.
— Она видела, как ты убил того человека,— сказал скюльвенд, размазывая кровь по щеке.— Теперь она хочет трахаться.
Теплая рука скользнула по затылку генерала, прижалась к щеке.
В ту ночь Биакси Сомпас узнал, что для всего есть правила, в том числе и для того, что может или не может случиться с его собственным телом. И эти правила — самые священные.
Один раз, между всех этих криков и сплетений, он представил себе, как горят в огне его жена и дети.
Но только раз.
Весна, 4112 год Бивня, Щайме
На рассвете Судьи повели толпу верных омыться в реке Йеши-маль. Многие бичевали себя в стихийном покаянии. Отряды рыцарей-всадников взирали на паломников, оберегая их от врагов из города с сияющими белыми башнями. Но черные врата не открылись, и ни один язычник не осмелился побеспокоить их.
С мокрыми волосами и сверкающими глазами айнрити разошлись по лагерям с песнями, уверенные, что очистились. Однако некоторые нервничали, поскольку многоглазые стены словно смеялись над ними. Люди называли их «стенами Татокара», хотя мало кто понимал смысл этого названия.