Падение титана, или Октябрьский конь
Шрифт:
— Все изменилось со времен войны Цезаря в Галлии, — сказал он Октавиану за обедом. — Он считал себя в отличнейшем положении, если имел две тысячи лошадей и несколько рекрутированных сигамбров против половины всех галлов. Не помню, чтобы он когда-нибудь вводил в бой больше кавалерии, чем в пропорции один всадник к трем или четырем вражеским.
— А ты ведешь себя так, словно у тебя тысячи и тысячи кавалеристов, Антоний, но их у тебя нет, — сказал Октавиан, разжевывая сухой хлебец. — Зато у противников туча конников, как доложил мне Агриппа. Что это? Подражание Цезарю?
— Я не могу найти фураж, — ответил Антоний, вытирая
— Ты думаешь, они будут драться?
— Драться они не хотят, это факт. Но они от этого не отвертятся, потому что мы не уйдем, пока не вынудим их принять бой.
Внезапное прибытие Антония потрясло Брута и Кассия, почему-то уверенных, что тот будет болтаться в Амфиполисе, пока не поймет, что во Фракии ему ничто не светит. Но он вдруг появился и, казалось, был готов к бою.
— Он его не получит, — сказал Кассий, хмуро глядя на соленые болота.
На следующий день он начал работы на южном фланге, намереваясь продлить свои фортификации до середины болот, чтобы лишить триумвиров малейшего шанса себя обойти. В то же время у главных ворот поперек Эгнациевой дороги стали копать траншеи, возводить дополнительные стены и палисады. Сначала Кассий думал, что река Ганга, протекавшая прямо под ним, обеспечит достаточную защиту, но в эту сухую, холодную и недождливую осень ее уровень падал с каждым днем. Солдаты могли не только перейти поток вброд, но и сражаться в нем, не замечая, что там плещется у них под ногами. Поэтому чем больше защитных сооружений, чем больше фортификаций, тем лучше.
— Почему они так суетятся? — спросил Брут у Кассия, показывая рукой в сторону лагеря триумвиров, пока они стояли на горе Кассия.
— Потому что они готовятся к генеральному сражению.
— О! — чуть не задохнулся Брут.
— Они его не дождутся, — уверил его Кассий.
— И поэтому ты протянул свою стену в глубь топей?
— Да, Брут.
— Интересно, что думают обо всем этом в Филиппах, когда смотрят на нас?
Кассий удивился.
— А разве имеет значение, что думают в Филиппах?
— Да нет, — вздохнул Брут. — Просто мне интересно.
Шел октябрь, чреватый лишь мелкими стычками между отрядами, занимавшимися фуражом. Каждый день триумвиры выходили из своего лагеря и стояли, ожидая сражения, и каждый день освободители игнорировали их.
Кассию казалось, что ежедневное бряцание оружием — единственное занятие триумвиров, но это было не так. Антоний решил обойти Кассия с болот и впряг в работу более трети армии. Нестроевых солдат с обозниками одели в доспехи и заставили изображать размахивающих оружием легионеров. А в это время подлинные легионеры неустанно трудились с большой охотой. Для них работа была сигналом, что сражение близится, а любой настоящий солдат всегда рвется в бой. Они пребывали в приподнятом настроении, так как знали, что генерал у них хороший. Большинство его солдат после боя остаются в живых. Но великий Марк Антоний — это одно, а с ними был еще Цезарь, божественный сын, являвшийся их искупительной жертвой и самым любимым командиром из всех.
Антоний стал гатить болото вдоль длинного фланга Кассия, планируя обойти его сзади и заблокировать дорогу в Неаполь, а после атаковать. Все десять дней, пока длились
Но Кассий ничего этого не видел и не слышал.
Двадцать третьего октября ему исполнилось сорок два. Брут, сопляк, на четыре с половиной месяца младше. Год этот должен был стать годом первого консульства Кассия, он мог бы сейчас править Римом, но вместо этого торчал под Филиппами, наблюдая за действиями хитрого и напористого врага. Настолько напористого, что в день рождения Кассия он решил больше не таиться и прямо с утра послал ударную колонну занять все подготовленные площадки с приказом пустить материалы, оставшиеся от дорожных работ, на постройку редутов.
Пораженный Кассий ринулся ему наперерез, пытаясь протянуть линию своих фортификаций вплоть до моря. Он бросил на это чуть ли не всех имевшихся под его началом солдат, безжалостно их подгоняя. Ни о чем другом он в тот миг думать не мог, даже о вероятности того, что вся эта суматоха является началом чего-то намного большего, чем сумасшедшее соревнование в инженерной ретивости двух враждебных сторон. Только остановившись и поразмыслив, он мог бы понять, что именно происходит, но он не остановился. Поэтому он и армию свою не привел к боевую готовность и совсем позабыл о Бруте, которому не только не сообщил ничего, но и не дал ранее никаких наставлений. Не получая известий от Кассия, Брут, услышав шум, решил сидеть тихо и ничего не предпринимать.
В полдень Антоний атаковал на два фронта, используя большую часть объединенной армии триумвиров. Только два самых неопытных легиона Октавиана остались в резерве — внутри небольшого лагеря на территории триумвиров. Антоний построил своих людей перед лагерем Кассия, потом половину их повернул на юг, чтобы ударить по неприятельским силам, лихорадочно закреплявшимся на болотах, а другая половина насела на стену возле дороги и южную створку главных ворот. В ход пошли лестницы, кошки. Начался штурм, знаменующий начало сражения. Наконец-то! Солдаты Антония ликовали.
Истина заключалась в том, что, даже когда Антоний атаковал, Кассий был все еще не убежден, что тот ищет сражения. Почти ровесники, они были тем не менее очень разными и по природе, и по воспитанию, ибо вращались в разных кругах — и в детском возрасте, и в юношеском, и в более зрелую пору. Антоний — драчун, демагог, изначально порочный. Кассий — потомственный воин из старинного знатного плебейского рода, прямодушный, все делает так, как должно. И когда они встретились под Филиппами, ни один из них попросту не мог знать, что творится в голове у другого. Поэтому Кассий не учел неодолимой склонности Антония к авантюрам, а предположил, что тот будет действовать так, как действовал бы он сам. А теперь, когда бой уже начался, было слишком поздно что-то предпринимать или апеллировать к Бруту.