Падение в бездну
Шрифт:
— Я не имел в виду заметные имена. Королеву-мать подтолкнули на путь толерантности Оливье, л'Опиталь и прочие советники вроде них. Нам нужен… вам нужен кто-нибудь, кто близок к королеве в повседневной жизни и смог бы влиять на нее исподволь. Исповедник, придворная дама или на худой конец какой-нибудь астролог из тех, что она собрала вокруг себя…
Михаэлис немного помолчал, потом кивнул.
— Да, кажется, я знаю, кто нам подойдет.
— Отлично. Политика толерантности есть абсурд, но было бы ошибкой истреблять ересь с таким фанатизмом, как доминиканцы или францисканцы.
Падре Михаэлис согласно кивнул. Разговор был окончен, и падре Лаинес поднялся. Михаэлис тоже встал, но ему надо было выяснить еще один очень важный вопрос. Он откашлялся и сказал:
— Если кардинал де Лорена покидает сцену, то Франция остается без инквизиции. Это опасно, учитывая, что мы хотим добиться для католицизма такого же могущества, как в Испании.
На мясистом лице Диего Лаинеса появилось несвойственное ему ироническое выражение.
— Вот забота, типичная для бывшего доминиканца. Скорее всего, кардинала заменит инквизитор де Муши, довольно посредственная личность. А что, вы все еще метите на эту должность?
— Поверьте, падре, не из личных мотивов. Я верю в контроль над сознанием путем спонтанной или насильственной исповеди.
— Как в случае с тем еретиком, который так мил вашему сердцу, с Карнесекки?
— Он сейчас во Флоренции. Несмотря на протесты великого инквизитора Гизлери, герцог Козимо принимает его как гостя. Но если Лион перейдет в руки гугенотов, он туда вернется.
— Хорошо. Я повторяю свое старое предложение: поймайте Карнесекки — и получите реальную возможность занять место руководителя Святой палаты. Учитывая, что в настоящей ситуации это еще имеет смысл.
С этими словами падре Лаинес ступил на мостки и сошел на берег, Михаэлис за ним. Они поднялись по лестнице и снова смешались с толпой, двинувшись в сторону видневшегося на вершине холма Сен-Женевьев монастыря, временной штаб-квартиры иезуитов.
Они уже подходили к холму, когда навстречу им попалась группа возбужденно жестикулирующих молодых людей с белыми шарфами на шеях. Один из них, с бледным заплаканным лицом, взобрался на груду камней на углу улицы и раскинул руки в стороны.
— Люди добрые! Парижане! — закричал он. — Случилось ужасное событие! В Васси люди Франсуа де Гиза напали на собрание безоружных реформатов! В живых не оставили никого: ни беременных женщин, ни детей! Убито около ста человек!
При обычных обстоятельствах прокламация гугенотов в явно католическом квартале вызвала бы гневную реакцию. Но юноша плакал, и резня, о которой он рассказывал, поражала воображение.
Первыми вокруг импровизированного оратора собрались женщины.
— А когда это случилось? — спросила одна из них.
— Вчера. Неописуемое преступление! Людей, собравшихся всего лишь помолиться, выследили, схватили и перебили! Бедных
Пораженные таким известием, люди сгрудились вокруг юноши. Только какой-то нищий, увешанный образками Мадонны, крикнул:
— Врешь, проклятый гугенот! Ты один из тех студентов-еретиков из Пре-де-Клерк! Как ты смел повязать шарф с одним из цветов Франции?
Юноша вытер слезы и ответил:
— Белая Франция — это та, что замучена и убита в Васси. А твоя Франция красная, на ней кровь, пролитая Гизами и их прихвостнями!
Вслед за этими словами начались вопли протеста, крики, и драки было не миновать. Падре Лаинес взял Михаэлиса под руку и потащил прочь.
— Если в том, что мы услышали, есть хоть доля правды, — пробормотал он, — это означает, что Гизы снова поставили под удар дело католической церкви, защитниками которой себя провозгласили. Ваша миссия теперь как нельзя необходима. Как думаете, вам удастся справиться вовремя?
Падре Михаэлис решительно кивнул:
— Думаю, да. Если же не удастся, можете сделать со мной, что захотите.
— Это само собой разумеется, — резко бросил Лаинес.
ПОСЛЕДНИЕ ИЛЛЮМИНАТЫ
— Что там случилось? — спросил Мишель, вздрогнув от криков.
Шевиньи высунул голову в окошко экипажа.
— Непонятно, учитель. Там большая толпа, у них белые знамена, и они страшно возбуждены.
Колеса экипажа еще несколько раз повернулись, и кучер, соскочив с козел, бросился открывать дверцу со стороны Мишеля. Он был весь в поту.
— Сударь, дальше ехать не выходит. Там не меньше сотни вооруженных гугенотов: видимо, местность у них в руках.
— А где мы находимся?
— В Монбризоне, к западу от Лиона. Я рассчитывал добраться до Парижа, забирая на восток, да, видно, придется поворачивать назад.
— Дайте-ка взглянуть, — пробормотал Мишель.
В это утро ноги у него не болели, и он довольно резво спрыгнул на землю. В обычных обстоятельствах местечко, представшее его глазам, показалось бы просто очаровательным. Над ним возвышался большой глинистый холм, увенчанный скалой с замком на вершине. Внизу, над крышами домов, виднелся фасад готической церкви, а еще чуть дальше — стены монастыря. Над ними поднимался столб черного дыма, что было явным признаком пожара. Горожане, крестьяне и несколько всадников, все в белых шарфах или с белыми лентами, как встревоженные пчелы, роились возле домов. Всеобщее внимание было приковано к замковой башне, на которой виднелись маленькие темные фигурки людей.
— Вернитесь в карету, учитель, здесь опасно, — сказал Шевиньи, тоже сошедший на землю.
— Нет, сначала мне надо разобраться, что происходит.
Неожиданно Мишель вздрогнул. На башне произошло какое-то движение, и одна из фигурок полетела вниз. До путников донесся крик жертвы, тут же заглушённый улюлюканьем и воплями восторга толпы.
Мишель подошел к какому-то крестьянину, который шел прочь от деревни, качая головой: зрелище ему явно не нравилось.
— Что у вас происходит, добрый человек? Не бойтесь меня, я не здешний.