Падение в рай
Шрифт:
– Никакие это не старые раны, Джон. Каро по-прежнему очень остро переживает разлуку с любимым.
Она попыталась представить, что чувствует женщина, когда расстается с горячо любимым человеком, и поняла, что знает. Нарисовав в воображении сцену расставания с Джоном, она нутром ощутила тяжесть потери. Пусть между ними не было близости, пусть они даже никогда не говорили вслух о своих чувствах. Она была уверена, что любит его. Любит так, как никого не любила в своей жизни. И со всей определенностью она могла заявить: что никогда не избавится
– Не знаю, Либби. Я не любитель вмешиваться в чужую жизнь.
Он боится. Она читала это в его глазах. Он боялся окунуться в нормальную жизнь, боялся сблизиться с кем-либо. Она подозревала, что ему стоило больших усилий и времени отгородиться от людей, замкнуться в себе.
– Джон, вы же не будете отрицать, что вам дорога Каролина. Так помогите мне, пожалуйста! – умоляла Либби. – Я не могу уйти и оставить все как есть. Мне будет казаться, что я своими руками подписываю ей смертный приговор.
Борьба, которую он вел сам с собой, отразилась на его лице. В последние дни броня, в которую он заковал себя, дала трещину. И вот наконец маска упала! Он не мог скрыть, как беспокоится за Каро. А когда посмотрел Либби в глаза, не сумел скрыть своих чувств к ней.
– Что вы скажете Каро? – спросил он, нехотя уступая.
– Это моя забота. Я кое-что придумала.
Либби не знала, плакать ей или смеяться.
Он решил помочь ей! Ей удалось достучаться до него, пробить стену безразличия. Она заставила его чувствовать вновь!
Это была победа, если б не одно «но». Если все, что она задумала удастся и Каро вновь соединится с Томасом, домоправительница, вероятно, уедет, а через каких-нибудь три недели то же самое сделает и она.
Она вернется в свою жизнь, в свое время. И Джон останется один. Но на этот раз ему будет гораздо хуже. Если он снова стал чувствовать, то его удел – боль и одиночество.
– Я до сих пор не могу поверить, что он согласился, Либби! – воскликнула Каро. Медленно встав на ноги, она прошлась но комнате. Либби настаивала, чтобы та еще пару деньков полежала, но Каро ни в какую не соглашалась, и доктор позволил ей ежедневно на несколько часов вставать с постели.
Сделав несколько шагов, она рухнула в кресло у окна, не в силах справиться с одышкой. Либби горела желанием прийти на помощь своему другу, но упрямая женщина не любила, когда ее опекали. Поэтому девушке пришлось разрешить Каро кое-что делать самой.
Порой сдерживать себя было очень трудно.
– Я сказала, что поездка в Пенсаколу поможет вернуть мне память. А вдруг меня там уже ищут или узнают на улице? – призналась девушка Каролине. – Но главное, я хочу вытащить отсюда Джона на денек-другой. В последнее время он был мрачнее тучи, вероятно, из-за Джеронимо. Ему необходимо отвлечься, иначе он изведет себя.
Поскольку почти все, что она говорила, было правдой, ее голос звучал убедительно, и Каро кивнула.
– Пилар с радостью согласилась пожить у нас пару дней, – добавила Либби. Заметив, как у Каро
Глаза Каролины загорелись, и Либби поняла, что ей удалось преодолеть последнюю преграду. Она понимала Каро, как никто другой. Помогать людям – это призвание, и тут уж ничего не попишешь! Либби это было известно по собственному опыту.
– Я ведь рассказывала вам, что у Пилар в семье не все гладко. Ей нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах и решить, что делать дальше. Она понимает, что временная разлука с мужем поможет ей принять верное решение. Если Пилар переберется к нам и будет ухаживать за вами, никто не узнает, что у нее с Кристофером нелады.
– Конечно, – тут же согласилась Каро. Ее любящая душа оживала у Либби на глазах: ей снова есть о ком заботиться, кому помогать. Без этого она не представляла себе жизни!
– Заметано! – воскликнула Либби, направляясь к двери. – Сейчас же пойду к ней. Пусть приходит утром, как только мы с Джоном уедем.
Она выскользнула из комнаты и закрыла за собой дверь. Затем, задрав юбку, чтобы та не путалась под ногами, промчалась вихрем по лестнице и ворвалась в кухню, где Пилар с Джоном дожидались ее.
При виде Либби Пилар резко обернулась, а Джон выскочил из-за стола.
– Она купилась! С потрохами! – завопила Либби и высоко подняла руку. Пилар уже знала этот жест. Она вскинула свою ладонь и с размаху хлопнула по руке Либби, чего леди, как известно, делать не пристало.
– Ништяк! – прокричали они хором. Джон отпрянул, пораженный их странным поведением. Но Либби была слишком возбуждена. Ну и черт с ним, пусть думает, что у нее крыша поехала! Ее сейчас занимало совсем другое. Как удержаться от того, чтобы не обнять его крепко-накрепко. Продолжая смеяться, она повернулась к нему и вскинула ладонь. Он уставился на нее, и удивление, смешанное с беспокойством, отразилось на его лице.
– Ништяк! – наконец воскликнул Фолк, хлопнув рукой по ее ладони. – Что бы это ни значило, – добавил он со смешком, когда женщины радостно обнялись.
В полдень на следующий день они прибыли в Пенсаколу. Уставшие, в пыли. Либби предпочла ехать верхом без седла, чем несказанно удивила Джона. Она слишком неуверенно чувствовала себя верхом на лошади, а уж в седле и подавно. Он не произнес ни слова. Лишь поднял бровь, но уступил. Чтобы чувствовать себя комфортно, она под платье надела леггинсы.
При виде родного города Либби впала в панику. Джон повел ее в гостиницу на Гавермент-стрит. И хотя названия улиц были ей знакомы, все вокруг выглядело совершенно чужим. А когда ее взору открылась гавань, полная кораблей, и оживленный порт, у нее перехватило дыхание. В ее время гавань была почти пустой. Большинство крупных судов предпочитали швартоваться в портах Мобила и Нового Орлеана.