Падшие сердца
Шрифт:
Оставив Тони в кабинете, я отдала распоряжение слугам и поднялась к себе отдохнуть. Вечером позвонил Логан. Он был взволнован произошедшими в его отсутствие переменами и не переставая говорил о проекте, но наконец вспомнил и о Тони. Я высказала мнение, что он начинает понемногу возвращаться к жизни, хотя полной уверенности у меня не было. Логан поймал меня на слове и сказал, что ему надо бы остаться до воскресенья. Он уговорил электриков поработать в субботу и хотел присмотреть за их работой.
— Кроме того, у вас все налаживается, —
— Делай, что нужно, Логан. — Как и все мужчины, он слышал то, что хотел услышать. Я говорила с ним несколько резко, но муж сделал вид, что ничего не заметил.
— Я вернусь, как только закончу с делами, — пообещал он.
На следующее утро позвонила Эми Лаккетт, чтобы узнать, может ли она приехать навестить меня. Я обрадовалась возможности отвлечься и пригласила ее на ленч. Тони собрался и поехал к себе в контору, но через несколько часов позвонила его секретарь, чтобы поговорить с ним по какому–то делу. Я не могла себе представить, где он мог быть. Секретарь обещала перезвонить, как только Тони появится. Но тут приехала Эми, я отвлеклась и только после ее отъезда вспомнила, что секретарь так и не позвонила.
С того времени, как мы вместе учились в привилегированной школе для девочек Уинтерхевен, Эми сильно располнела. Я увидела перед собой дружелюбную круглолицую женщину с маленьким бюстом и широкими бедрами. Она сохранила свою мягкую, кроткую улыбку и миндалевидные глаза. Прежней осталась и прическа — пучок, высоко заколотый на затылке. Стайки золотистых веснушек собрались у нее под глазами и над бровями. Я запомнила Эми маленькой, застенчивой толстушкой, всегда державшейся в тени. Но в отличие от других девочек, она не кичилась своим богатством и положением.
День выдался ясный и солнечный, с океана дул ласковый прохладный ветерок, поэтому я распорядилась накрыть стол во внутреннем дворике, откуда был виден пруд и беседка. Куртис укрепил над столом зонтик, и, сидя в тени, мы болтали и угощались бутербродами, приготовленными Раем. Эми рассказывала о своих поездках, о встречах с людьми. Потом она переменила тему.
— Мне прислала письмо Фейт Моргентайл, — сказала Эми. — Я в это время была в Лондоне. Оно целиком посвящено тебе.
— Что ты говоришь? Фейт Моргентайл, она в школе ко мне относилась, как к прокаженной.
— Это потому, что все тебе завидовали. Фейт писала, что ты вышла замуж и переехала в Фартинггейл. Каждая строка ее письма источает зависть, если бы она могла, то написала бы его кровью. — Мы рассмеялись.
— Я стараюсь не вспоминать об этих девочках, иначе очень раздражаюсь. Никогда не забуду их пакостей и оскорблений. — Словно защищаясь, я обхватила себя руками, вспоминая пережитые боль и унижения. Девушки порой могут быть безжалостными. В особенности избалованные девицы из богатых семей.
— Да, они поступали с тобой жестоко, но это все от зависти, — повторила Эми, широко раскрывая
Я знала, что Лаккетт вначале участвовала в их затеях. В противном случае, они стали бы травить и ее. Воспитанницы Уинтерхевен презирали каждого, кто чем–то от них отличался. Я была в невыгодном положении, поскольку не путешествовала так много, как они, и, ко всему прочему, Тони не совсем удачно подобрал мой гардероб: одежда была в классическом стиле и очень дорогой.
— Да, думаю, что так оно и было, хотя не могу понять причины. Ведь они принадлежали к богатым, известным семьям.
— Они ничего не могли с собой поделать, — пыталась объяснить Эми. — Особенно когда увидели тебя с Троем Таттертоном и ты сказала, что у него слишком хороший вкус, чтобы обращать внимание на кого–либо из них.
Я постаралась скрыть боль, пронзившую меня при этом имени, и заставила себя болтать, напустив веселый вид.
— Помню, как это было, а после они разорвали мою одежду. С каким высокомерием отнеслись они к моему обещанию пожаловаться миссис Маллори. Все были уверены, что им ничего не грозит: миссис Маллори ничего бы не сделала из–за боязни лишиться денег, которые девочки платили за учебу.
— Да, они это прекрасно знали, — подтвердила Эми, принимаясь за третий бутерброд.
— А когда я пошла на вечер, они сыграли со мной злую шутку, подсыпав мне в чай и фруктовый пунш слабительное. — Я прижала руки к животу, заново переживая боль, стыд и унижение, которые я тогда испытала, сознавая, что все на вечере знали об этой выходке.
— Я старалась тебя предупредить, — проговорила Эми, перестав на минуту жевать. — Когда увидела тебя в том шикарном красном платье.
— Да, помню.
Эми грустно покачала головой, потом улыбнулась.
— Но ты им отплатила, спустив Пру по желобу прямо в грязное белье.
— Необычный способ завоевать их уважение. — Я не собиралась спрашивать о том, ради чего она приехала. Но сразу заговорить об этом Эми не решилась. Я поняла: ей нужно было выведать у меня что–либо пикантное, чтобы снова обратить на себя внимание своих знакомых по школе, которые опять начнут ей звонить и приглашать в гости. Мне вдруг стало грустно и противно.
— А скажи, пожалуйста, — теперь это уже давняя история, — почему Трой покончил с собой?
— Во–первых, — отчеканила я, — это было не самоубийство, а несчастный случай. Его понесла лошадь. А во–вторых, я не брала на себя роль психолога и не собиралась копаться в чужих душах, как обожали это делать девицы из Уинтерхевена. Они и сейчас не бросили это занятие, как будто все разом занялись изучением психиатрии.
— Это верно, но я…
— У меня нет никакого желания распускать сплетни. И тебе пора от этого отказаться. Это недостойное занятие.
— Совершенно согласна с тобой, — быстро закивала Эми, округляя глаза. — Мне просто самой стало интересно.