Падший ангел
Шрифт:
Кармен смущенно пожала плечами.
— Возможно, потому, что с той ночи, как случился пожар, я не выезжала с ранчо. Я стараюсь быть в курсе событий, расспрашиваю друзей, когда они навещают меня, но это не одно и то же. В моей жизни сейчас мало происходит такого, что может заинтересовать человека наподобие сеньора Эдвардса, и все-таки он всегда расспрашивает обо всех и хочет знать обо всем, что делается на ранчо. Я мало что могу рассказать, но он все равно интересуется.
Джейк обменялся через стол взглядом со своим другом. Они договорились держать неприятности в секрете от Кармен, особенно теперь, когда Эдвардс вынюхивает все вокруг.
— А какого рода вопросы
— О, он спрашивает, как проходит осмотр скота, не нужна ли нам подмога. Кстати, Джекоб, я забыла упомянуть об этом раньше, но он предложил в помощь своих людей, если тебе понадобится. Он уверял меня, что может обойтись без нескольких человек сейчас, когда сам он уже управился со своим скотом.
При этих словах брови Джейка слегка приподнялись:
— В следующий раз, когда увидишь его, поблагодари за предложение, но скажи, что у нас людей хватает и больше не нужно.
— О чем еще он с тобой разговаривает, мама? — хотела знать Тори.
— О всяких мелочах. Говорит о своем ранчо, о том, каким пустым кажется ему дом теперь, когда его дочь переехала с мужем на Восток. Иногда я посылаю его домоправительнице рецепты некоторых кушаний. Какая жалость, что его жена так рано умерла, и о нем некому заботиться. По-моему, он тоскует по ней и по дочери. Он расспрашивал меня и о тебе, Тори, да так жадно, как будто хочет услышать о своей дочери. Я показала ему твой портрет, который ты привезла из Нового Орлеана, и должна признаться, что хвасталась вами обоими ужасно. Он, кажется, был рад узнать, что ты продолжаешь учить детей в сиротском приюте и что вы с Джейком уже ждете первого ребенка. Он тоже надеется, что когда-нибудь станет дедом.
Спустя два дня, когда Тори и Мегэн уже собрались было ехать своим привычным маршрутом из приюта к дому Хосефы, через школьный двор перелетела яркая тряпка и испугала лошадей. Мегэн, которая как раз залезла на козлы, была сброшена на землю в ту же секунду, как лошади рванули. Несмотря на свое погрузневшее тело, она сумела откатиться из-под колес повозки. Но Тори, уже ожидавшая подругу на сиденье, вдруг оказалась в экипаже, бешено мчавшемся напрямик по полю, прилегавшему к монастырю. Она едва успела вцепиться в поручень. Позади она слышала отчаянные крики Мегэн, но не могла разобрать ни слова из-за безумного скрипа и треска деревянных частей повозки и бешеного топота копыт.
Тори так швырнуло на сиденье, что чуть дух не вышибло. Несколько секунд она не могла одолеть головокружение, от которого потеряла способность соображать, она только отчаянно цеплялась за поручень и все время молилась, чтобы ее не выбросило на землю. Крик вырвался из ее груди, когда, подняв голову, она увидела, с какой ужасной скоростью мелькает все мимо. Повозка подскакивала и тряслась, ее бросало из стороны в сторону, лошади продолжали нестись в своем диком полете.
Надо было попытаться как-то их остановить, и Тори сделала попытку добраться до хлопающих поводьев. Держась изо всех сил, она переползла через подставку для ног и, вытянувшись во всю длину, постаралась схватить их там, где они болтались, — под повозкой. Но дотянуться не смогла. Очередной толчок отшвырнул ее назад, на плоское короткое днище экипажа, и Тори вскрикнула. А затем, по мере того, как кузов повозки продолжало подбрасывать и швырять из стороны в сторону, она почувствовала, что скатывается к его открытому заднему концу. Отчаянно пыталась она уцепиться за поручень, но только больно ободрала себе руки и вогнала в них длинные занозы. А потом ее швырнуло о бортик повозки с такой силой, что даже застонали
Почти ничего не соображая от испуга, она все-таки сумела ухватиться за доску и не скатиться на землю. Медленно подтянулась она на руках и стала на колени. Бросив случайно взгляд вперед, она ахнула от ужаса. Кони, набирая скорость, неслись прямо к глубокому оврагу за полем. Глаза ее налились слезами при мысли о Джекобе и их нерожденном ребенке, ребенке, которого она уже никогда не родит!
— Нет, нет! — дико закричала она. — Не может все так кончиться! Нет!
И как будто Бог услышал ее и сотворил чудо: повозка слегка свернула в сторону. Впереди все так же маячил овраг, но теперь между ним и мчащимися лошадьми оказался большой стог сена, один из монастырских, припасенный для прокорма монастырского скота во время зимы…
Сметанный из свежего сена стог был уж почти рядом. У Тори оставалось лишь несколько секунд, чтобы приготовиться к прыжку, только одно мгновение, чтобы помолиться о спасении и защите. Затем она собралась с духом, отпустила борта качающейся повозки и, когда та поравнялась со стогом, одним быстрым движением вскочила и, оттолкнувшись дрожащей ногой от края верхней боковой доски, спружинила в отчаянном прыжке свое маленькое, онемевшее от страха тело.
С закрытыми в молитве глазами несло ее по воздуху. Незачем видеть, куда она упадет, если промахнется, или представлять себе боль, которая, возможно, ждет ее на расстоянии нескольких ударов сердца… А затем самым чудесным образом она свалилась на перину пышнейшего, сладчайшего, душистейшего сена на свете. И долго-долго дрожащая лежала, купаясь в нем, жадно втягивала в себя воздух короткими прерывистыми глотками, рыдала, захлебываясь пережитым ужасом, ощущая, как давивший ее страх медленно отступает.
С трудом постаралась она выпрямиться. Даже теперь ей не верилось, что она спаслась. Вытирая слезы, осторожно, неуверенными движениями попробовала пошевелить руками, ногами, шеей. На коже уже выступали синяки, руки ее были все в занозах, но больше никаких серьезных увечий она в себе не обнаружила. Она была потрясена, и ее мутило, но все остальное вроде бы казалось в порядке. Можно было надеяться, что вся эта тряска и кувырки не причинили вреда ее ребенку. Она не ощущала никакой боли и молила Бога, чтобы жжение в спине было только следствием ссадины и царапин, когда она ободралась о доски днища и стенок экипажа.
Тори все еще сидела, осматривала свои раны и благодарила Господа за свое спасение, когда по полю побежали Мегэн и монахини. Через решетки стога она наблюдала, как поспешили с ними отец Ромеро и мать-настоятельница. Сколько она ее помнит, впервые мать-настоятельница изменила своей чинной походке. Теперь, когда Тори немного пришла в себя, ее слух пронзил дикий визг лошадей. Впоследствии она смутно вспоминала, что слышала шум падения, хотя сейчас ее потрясенный рассудок не желал этого воспринимать. Очевидно, Тори инстинктивно ничего не хотела знать о том, как недалеко побывала она от смерти.
Отец Ромеро первым оказался у стога, и Тори ошеломленно наблюдала, как он и прочие пробежали мимо. Никто не задержался и не обратил на нее внимания. Растерянно помотав головой, она, побарахтавшись, подобралась к дальнему краю стога и выглянула сквозь решетку. Бежавшие остановились на краю оврага и потрясение смотрели вниз. Почти сразу отец Ромеро стал спускаться по крутому склону, а остальные следили за ним со смешанным выражением страха и надежды на лицах. Несколько сестер опустились на колени и стали молиться, другие плакали, не скрывая своих слез. Мегэн одной рукой держалась за живот, другой зажимала себе рот.