Падший
Шрифт:
Глава 8
Враги убивают оружием, друзья — добрым словом…
— Я ни в чем не виноват… — Начал было патологоанатом прямо с порога, когда его привели в допросную.
Однако в следующую секунду, заметив меня, Марков резко замолчал, побледнел и нервно оглянулся через плечо в сторону закрывшейся за дежурным двери.
Он был готов броситься на эту дверь и вынести ее вместе с дверным косяком, лишь бы оказаться где-нибудь подальше от моей персоны. Вряд ли столь бурная реакция последовала у Степана на Прилизанного. Лопатин, конечно, вызывает
Прикинув свои перспективы с бегством, патологоанатом пришел к разумному выводу, что дверь явно крепче, чем он сам, и передумал разыгрывать из себя берсерка. Он снова посмотрел на нас с Лопатиным. В большей мере, конечно, на Лопатина. Затем понизил голос и тихо спросил опера:
— Товарищ старший лейтенант, вы его видите?
Валера, удивленно подняв брови, покрутил головой.
— Кого?
— Его.
Руки у Маркова были скованы наручниками, которые никто, естественно, снять не позаботился, поэтому на меня он указал подбородком.
— А-а-а-а-а, ты про мажора. Да, это наш стажёр…
— Вы. — Перебил я Валеру.
Валера повернул голову и уставился на меня с выражением абсолютного непонимания. Конечно, оно у него имеется, непонимание, потому что отсутствует мозг. Не так, как у Геннадия, целиком, но все же.
— К свидетелю нужно обращаться на «вы», — Пояснил я спокойным тоном. — Или товарищ старший лейтенант изволил с товарищем патологоанатомом пить на брудершафт? Тогда вам придется покинуть помещение, потому что личная заинтересованность в деле недопустима.
Закончив минутку адского душнильства я посмотрел Лопатину прямо в глаза и широко улыбнулся. Пожалуй, даже оскалился. Конечно, в моем настоящем виде после оскала Владыки Ада Валера уже возился бы в кучке собственных экскрементов. Сейчас его просто перекосило.
Лопатин нервно дёрнул щекой, прямо как его товарищ Геннадий недавно, но промолчал. А вот патологоанатом молчать не мог.
— Он разговаривает. Надо же…– Нервно хохотнул Марков.
Затем подошел к свободному стулу, стоявшему с противоположной стороны стола, и без сил рухнул на него, опустив голову вниз.
Вид у патологоанатома был — краше в гроб кладут. Грязный, в порванной, обгоревшей во многих местах одежде, он скорее сейчас напоминал мелкого демона из тех, что подогревают смолу в кипящих котлах Ада, чем смертного.
А виновато во всем его желание быть хорошим. Сам отличился, чего теперь страдать. Учишь людей, учишь. Показываешь им правду. Ни черта они учиться не хотят. Не понимают, что благие намерения — как железный рубль. Не стоят ни хрена в этом долбанном мире смертных.
Подставлять щеку можно сколько угодно. Только когда по этой щеке изо дня в день будут лупить все, кому не лень, башка рано или поздно отвалится.
Я, например, предпочитаю работать на опережение. Если ждать пока враги сделают первый ход, можно сдохнуть уже до завтрака.
И да, Падшие тоже способны умирать. Впрочем, как и Архангелы. Другой вопрос, что убить нас совсем непросто. Пожалуй, такое подвластно лишь Отцу, но он после моего мятежа упорно ищет дзен внутри
Ваш отец за плохую выходку поставит вас в угол. Мой — разверзнет Небеса. Так что папино бешенство — крайне веселая штука.
В любом случае, я остаюсь в твёрдой уверенности, что инициатива всегда в особо извращенной форме имеет инициатора. Особенно, если ее проявили из человеколюбия и по доброте душевной.
Вот Марков — яркий пример моей правоты. Он спас людишек, а ему в ответ, в знак благодарности, того и гляди прилетит уголовный срок. И что? Стоило оно того?
Однако в данный момент гораздо более интересным было совсем другое. Похоже, Марков и правда меня узнал. Но в силу отсутствия воспоминаний у остальных сотрудников больницы, которые напрочь забыли о неудачном спасении сына олигарха, Степан решил, что я был его личным глюком.
И вдруг этот глюк является в компании опера. Ходит, дышит, разговаривает. Естественно, патологоанатом занервничал. Одно дело считать сумасшедшим лично себя и совсем другое, когда твое сумасшествие становится заразным.
— Так, гражданин Марков, давайте по делу. — Валера кашлянул, покосился на меня и постарался придать себе максимально серьёзный вид. — Что вы можете рассказать о пожаре, случившемся в больнице?
Опер сидел на стуле, я стоял возле стены, опираясь о нее плечом. Мне никто не предложил место, куда можно пристроить свой зад, но я как бы и не переживал. Отсюда, из угла допросной гораздо удобнее изучать ауру патологоанатома. А я в данный момент буквально сканировал каждый миллиметр, чтоб понять, откуда у обычного человека взялся иммунитет к моему влиянию.
Как бы то ни было, я, на секундочку, — Владыка Ада. Я — Падший. Первый из тех, кто восстал против Отца. Сильнейший из всех демонов. Тогда… Какого черта? Что за фокусы?
Аура Маркова выглядела ровно так же, как и в больнице. Серая, унылая. Добавились только синие всполохи, но это — эмоции патологоанатома. Всего лишь волнение. Ничего особенного в его ауре нет. Обычный одинокий человек.
— Я уже все рассказал. Понял, что вот-вот полыхнёт, побежал в отделение, начал выводить людей. — Механическим голосом ответил Марков.
Наверное, он повторяет эту историю уже не в первый, и даже не во второй раз.
При этом взгляд Степана каждую минуту перескакивал с опера на меня. Видимо мысль о глюке упорно его не отпускала, но настаивать на такой версии в присутствии Лопатина он не стал. Потому что по всем законам логики видеть один и тот же глюк они не могут, а Валера уверенно заявил, что я точно существую.
— Любопытно. Но вот кое-кто из докторов вашей больницы уверяет, что ничего беды не предвещало. Не было никаких признаков возгорания или задымления. Соответственно ты… — Валера осекся, глянул на меня, скривился, но сразу исправился, — Соответственно вы, гражданин Марков, никак не могли заведомо знать о пожаре. Если только сами не подожгли больницу. У нас есть предварительные отчёты криминалистов и пожарных. Возгорание началось именно с морга. И оно было целенаправленным. Более того, вы закрыли в помещении участкового, капитана Иволгина…