Падучая звезда. Убиты под Москвой. Сашка. Самоходка номер 120
Шрифт:
— Поняли, — сказал Сашка.
— Пользы, может, и немного, но брюхо набьете, и полегчает малость. Идите. Сковороду, так и быть, дам и присолить чем.
Копали картошку руками. Слизнявые, раскисшие клубни расползались в руках, и, как есть такое можно, вначале не представлялось, но когда выдавили из кожуры синеватую мякоть, размяли в руках, присолили и стали печь на сковороде, то уже от запаха, что шел от лепех, закружило в голове и сладко заныло в желудке. А когда попробовали горяченьких, то Жора зачмокал и
— А ничего, ребята, лады! Можно сказать даже, красота!
И вправду, то, что казалось несъедобной гнилью, шло им сейчас в горло за милую душу, а если б примаслить маленько да присолить покрепче — совсем еда хорошая.
Только у лейтенанта стояли слезы в глазах, хотя и он жевал вовсю… Обидно, конечно, но что поделаешь, война…
Решили покопать еще и напечь лепех впрок, на дорогу, благо сковорода есть. Отняло у них это часа два. Когда возвращали деду сковороду и поблагодарили, тот полез за печь, достал самосаду и дал им табаку немного, но все же подковырнул:
— И махры, значит, для вас не припасли. Как дальше воевать-то будете?
— Не беспокойся, дед, провоюем и немца погоним, — сказал Сашка.
— Кабы так, все бы я простил… — вздохнул дед. Чего простил, кому, он не разъяснил. Вышли они за деревню и расположились покурить не спеша, полежать немного, разморило после еды-то.
— Значит, говоришь, погоним немца? — обратился лейтенант к Сашке, чуть усмехаясь.
— А разве не так?
Лейтенант затянулся дымком, сплюнул.
— Так-то так, только скажи, откуда у нас такая глупая уверенность? Разве ты на передке не убедился, что немец пока сильнее нас, организованнее, умелее…
— Вот именно, умеет, гад, воевать, — сказал Жора. — Только бросьте вы о войне. До сих пор в ушах звон, дайте покурить спокойно.
— Забыть хочешь? — спросил лейтенант.
— Хочу. Я тишину слушаю… — И опять блажная улыбка растянула Жорины губы.
— Недолго придется слушать. Через два месяца как штык опять на передке будешь.
— Знаю. Но думать об этом не хочу. Нам теперь часом жить надо. И если час твой — радуйся на всю железку. Давайте договоримся — о войне ни слова. Лады?
— Валяй радуйся. Долг свой ты выполнил, совесть у тебя чистая, валяй радуйся.
— Вы так говорите, лейтенант, словно завидуете. А вы тоже долг свой выполнили…
— Да иди ты к черту и с выканьем, и с лейтенантом. Сказал вам — Володька я! Так и зовите. — И лейтенант задумался, так и не ответив Жоре.
А Сашка, видя, что скребет что-то на душе лейтенанта, сказал:
— Война все спишет.
— Глупость! — взметнулся Володька. — Самая настоящая глупость. Вы рядовые, вам что, вы никого на смерть не гнали… Ничего не спишется. Всю жизнь помнить буду, как глядели на меня ребята, когда я им приказ на наступление выкладывал… Всю жизнь… — И замолк лейтенант.
Посидели они
И верно, к вечеру пришлось им в какой-то безымянной деревеньке ночлега просить.
Оприютили их две женщины пожилые, сестры видимо, и приняли хорошо, участливо, про войну спрашивали, и ужинали они щами, постными, ясно, но горячими. Хлебца им дали по кусочку махонькому и по две картофелины большие. И на этом спасибо, и то здорово.
Предложили хозяйки две постели на троих (больше не было, свои уступали), но они отказались и постелились опять на полу. Спали крепко, потому как все же сытые были, хоть и не очень.
У Сашки и Жоры раны ночью прибаливали больше, а у лейтенанта наоборот, тот с утра начинал кривиться и кисть раненой руки водой примачивать.
Из этой деревни вышли они вскоре опять на большую дорогу… Тут тоже машины ходили — и газики и "ЗИСы-пятые", — но на их поднятые руки ноль внимания. А лейтенант тяжелей всех шел, красный весь, небось жар поднялся, и каждую прошедшую машину матерком провожал.
И вот один "ЗИС" порожний показался, лейтенант на дорогу вышел, руку поднял, и по лицу видно — не отступит. "ЗИС" засигналил, но скорости, лярва, не сбавил и только в шагах нескольких от лейтенанта вывернул круто в лужу огромную, обдал Володьку грязью с ног до головы и дальше покатил.
И тут лейтенант не выдержал, матюгнулся жутко, из кармана пистолет выхватил (не знали, что при оружии он) и пальнул вслед два раза, хотел, видно, по шинам, но промазал. "ЗИС" тормознул до юза, из окна кабины высунулась рожа толстая, а затем и ствол автомата…
Они замерли поневоле — чем черт не шутит, может, пьян шофер, бабахнет попугать, но ненароком и задеть может. Только Володька, пистолета не пряча, к машине поперся, шальной, право… Шофер дверцу открыл и вышел, стал баллоны задние осматривать. Ну, тогда и Сашка с Жорой тронулись.
Володька к "ЗИСу" подошел и криком:
— Ты что, гад, остановиться не можешь?! Видишь, ноги еле тянем.
— Полегче, лейтенант, и пушку спрячь, — спокойненько так сказал шофер. Без запаски я. Пробил бы баллон, что делать, а я по заданию. Эх, надо бы по вас очередишку да в кювет загнать, может, опомнились бы…
— Голосуем, голосуем, и ни одна машина не остановится, — вступил Сашка.
— И правильно. Вы ж через полчаса обратно проситься будете.
— Это почему ж? — спросил Жора.