Палач, сын палача
Шрифт:
Увидев своего венценосного родственника, Альберт Годельшаль поднялся ему навстречу с кубком в руках, приглашая принять участие в этом научном эксперименте и полюбоваться красотами созданного им шабаша.
Этого было достаточно для немедленного ареста. После чего герцог потребовал, чтобы всех танцовщиц незамедлительно сожгли, а помещение очистили святой водой и ладаном.
Сам же граф Годельшаль был отправлен в тюрьму, где, по словам хозяина Ортенау, у него должно было появиться больше возможностей изучать быт ведьм, продолжая, таким образом, свои научные занятия и работая над книгой.
Не смеющий поверить в
Приблизительно в то же время ребята Баура разделались с господами учеными Эдвардом Иленшфельдтом и Карлом Альбертом Кольреном, один из которых во время прочтения лекции вдруг ни с того ни с сего начал корчится и чесаться, а затем вдруг убежал куда-то. Так что когда обеспокоенные странным поведением ученого мужа слушатели зашли в соседнюю комнатку, куда тот убежал, их вниманию предстало удивительное зрелище. В приступе дикой ярости ученый муж сорвал с себя одежду и крест и прыгал по ним, почесываясь и приплясывая, точно одержимый.
Тот час было выдвинуто обвинение в том, что ученый топтал святой крест. За такое преступление, по меньшей мере, его ждало отсечение «виновной» ноги и замуровывание на вечные времена в камере.
Второй ученый был арестован практически сразу же вслед за своим другом, так как против него дал показания сам граф Годельшаль.
Поняв, что смерть близка, ученый потребовал проведения водной пробы, и судья дал свое милостивое разрешение. Правда, тут же возникла заминка в связи с тем, что вдруг куда-то делись все палачи Ортенау. Но тут же помочь правосудию вызвался находящийся по случаю в городе, некогда служивший первым палачом в Оффенбурге, а ныне отошедший от дел Филипп Баур, который за скромную плату согласился провести пробу. В назначенный день Филипп Баур раздел при всем честном народе и двух классах гогочущих студентов их бывшего наставника, и, связав ученого мужа по всем правилам разработанной им же техники проведения пробы, сначала положил его в лодку, а затем отчалил от берега.
Находясь на середине озера, палач поднял обезумившего от страха ученого и бросил его в воду. Знающий правила и прекрасно владеющий собой теолог тут же попытался наглотаться воды, после чего он пошел было ко дну. Но утонуть ему не дал стоящий в лодке Филипп Баур. Незаметным для зрителем движением он придерживал веревку таким образом, чтобы ученый все время находился на поверхности воды.
Проба была признана состоявшейся, и ученый муж был приговорен к смерти через сожжение.
Без сомнения Петеру Миллеру претили все эти травли и казни, но опыт показывал, что другим способом уже невозможно остановить цепочку арестов невинных людей.
Глава 17
Дьявол стремится соблазнить более святых дев и девочек, к чему имеются основания и примеры опыта.
Среди
Впрочем, поняв, что по его вине в тюрьме осталась любимая Клауса Миллера, он сразу же придумал версию, согласно которой, девушку тайно перевели на другой этаж тюрьмы, так что Филипп при всем желании не мог оказать ей помощь. Что же касается смерти Кристины Штайнхольц, многим позже он сообщил ордену, что, возможно, именно эта девушка умерла у него на руках, когда он пытался вытащить ее из люльки. Впрочем, он не мог настаивать на последнем, так как не знал Кристину в лицо и мог лишь предполагать, что это была она.
Никто не проверял показаний и так настрадавшегося из-за дочери и потери родившегося в тюрьме третьего внука Баура, а если бы и дознался до правды, то не посмел бы обвинять его в убийстве.
Клаус тяжело переживал потерю Клер, но на этот раз действительно уже ничего нельзя было сделать. Он хотел испросить разрешение у своего отца отправиться в Кельн, где поступить на медицинский факультет в университете, как вдруг его помощь потребовалась для святой мести. И он не смог отказать себе в удовольствие поквитаться за любимую.
Все члены ордена Филиппа Баура были заняты отслеживанием и затравливанием слуг сатаны, как теперь они называли инквизиторов, и всех тех, кто вел или провоцировал суды над ведьмами, так что за обилием событий история с тюрьмой в Виттенберге отошла в сторону.
Во всяком случае, главное действующее лицо операции Петер Миллер совсем уже позабыл об этом деле, когда вдруг перед ним снова возник тирольский барон Генрих фон Опенштейн, высокую фигуру которого и, казалось, лишенное бровей и ресниц лицо, Миллер сразу же узнал.
– Я явился, чтобы напомнить вам, господин комиссар о невинно замученной в тюрьме Виттенберга Кристине Штайнхольц, которую вы обещали мне помочь спасти! – выдавил из себя молодой человек, гневно сверкая на Миллера глазами и загораживая собой дорогу. В этот момент Петер в самом лучшем расположении духа возвращался из суда Ортенау, и неприятности ему были совершенно не нужны.
– Сударь, уверяю вас, что я сделал все что смог, но мои скромные возможности не позволили мне спасти вашу любимую. Простите меня, – Миллер попытался остановить ссору. Был ранний вечер, но на улицах еще были люди. Так что, во всяком случае, он мог позвать на помощь. – Простите, но я еще тогда докладывал вам о том, что не уполномочен казнить или миловать. Да, я посмотрел протоколы допросов Кристины Штайнхольц, но…
– Ты ничего не сделал, мерзавец! – Генрих фон Опенштейн выхватил из-за пазухи пистолет и выстрелил в живот Миллеру.
Все произошло так быстро, что Петер даже не успел выхватить шпаги или попытаться бежать.
На гром выстрела из соседних домов примчались несколько соседей, фон Опенштейн, бросив на землю изукрашенный драгоценностями пистолет, стоял, молча наблюдая мучения знаменитого палача.
Он не оказал никакого сопротивления подоспевшей страже, любезно отдав офицеру шпагу, и пожалевший только об одном, что не может уложить рядом с Миллером всех без исключения палачей проклятого Виттенберга.