Палач
Шрифт:
— Он плохой человек, Оксана.
— Миша, прости, но кто из нас ангел? Ты, я, может быть Саша? Семен говорил мне, что много всего натворил. Что с того? Он, по крайней мере, нашел в себе силы в этом признаться.
Викинг откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди.
— Разговор с Демьяном ничего не изменит, Оксана. Ты уверена, что хочешь рассказать ему обо всём?
Внутри что-то оборвалось. Оксана отняла руку у Саши и с силой сжала пальцы под столом. Ногти до боли впились в ладонь. Нельзя отступать и сдаваться. Всю свою жизнь она прятала голову в песок, но сейчас от её решимости зависит жизнь Семена.
Сестра
— Уверена.
14
— Что же ты идиотов прикармливаешь, Гена?! — сквозь издёвку просочилось плохо скрываемое раздражение. Демьян понимал, что его несет, но остановиться уже не мог. Он поморщился, будто признавая свою неправоту, и от этого пришел в ещё большую ярость.
Когда Стивенса притащили ребята Геннадия — уже изрядно помятого, потому что одному он сломал челюсть, а другому руку, Демьян с трудом справился с охватившим его гневом. Не сорваться получилось исключительно благодаря годами взращиваемой выдержке. Палач нужен был ему в здравом уме и свежей памяти. Он понимал, что Стивенса взяли исключительно численностью, но грязный захват не простил.
Обе квартиры: якобы принадлежащую покойной Тихорецкой, и съёмную, где Стивенс обретался в последние месяцы, перевернули вверх дном, но ничего не нашли, кроме ноутбука. Диск оказался зашифрован, и чёрт его знает, что там обнаружится.
Звоновский молчал. То ли пережидая вспышку его ярости, то ли признавал, что облажался. Неизвестно что раздражало больше.
— Что такое, Гена? — усмехнулся Демьян. — Когда я говорю: проверить — это значит перетряхнуть всё — от и до!
— Демьян, — Геннадий оставался невозмутим, — мы летали в Брайтон к подставной мамаше, вели его в Кельн до Зольнера, в Ньюкасл, постоянно пасли здесь в Москве. При всем моем к тебе уважении, я не ясновидящий.
— Пасли да не выпасли, — раздраженно отозвался Демьян, с силой захлопнул папку и перевел дух. — Черт с вами. Постарайтесь хотя бы сейчас не лажать.
Геннадий резко поднялся и вышел, а Демьян прикрыл глаза, чтобы справиться с выжигающей разум яростью. Он понимал, что Звоновский тысячу раз прав, но не мог простить: ни ему, ни себе, ни его парням. Сколько времени они потеряли из-за этой оплошности?! Кто знает, чьё внимание теперь обращено на него и на Анжелу.
Первая беседа с Палачом состоялась, как только Стивенса привезли. Полноценным разговором это было сложно назвать. Чертов ублюдок смотрел в глаза и говорил так, будто это не он, а Демьян сидел на допросе:
— Хочешь разобраться в деле Филиппа, начинай со своей жены.
Прозвучало хлестко, звучно, жестко. Даже со стянутыми за спиной руками, Стивенс умудрился его ударить.
— Думай, что говоришь, — с нажимом произнес Демьян. Здоровой рукой он оперся на спинку стула, подался вперед, оказавшись лицом к лицу с ним. — Твоя Бостонская ипостась не располагает к терпимости.
Стивенс не изменился в лице, он больше напоминал камень, чем человека. В их первую встречу Демьян обратил внимание на его глаза: слишком живые и выразительные вопреки ожиданиям. Нынче в них снова отражались заморозки и пустота.
— Тяжело быть мишенью номер один? — спросил Палач: жестко, будто приговор выносил.
Демьян
У двери Звоновский протянул Демьяну платок, он вытер руку и брезгливо швырнул тряпку на пол.
— Делай, что хочешь, но вытащи из него все.
Ярость не оставляла его. Надсадно ныла заноза беспокойства, не позволяя забыть о словах Палача.
Анжела провела с ним две с половиной сотни лет, слепо и безоговорочно доверяя. Он полагался на неё во всём. Нытьё и упрёки по поводу кратковременных увлечений красивыми женщинами — не более чем бабская блажь. Что греха таить, он и сам думал, что Анжела спуталась с Михаилом, но представить её ключевой фигурой на сцене? Смешно.
Следующие дни показали, что вытащить из Стивенса сведения не так и просто. Демьян не был в восторге от казней и пыток, как большинство его современников, но на нескольких допросах присутствовал лично. Палач держался так, словно у него в запасе вечная жизнь. Даже самых молчаливых измененных Демьяну в свое время удавалось разговорить, но здесь коса нашла на камень.
Боль заложена в подсознании как сигнал об опасности. Любое живое существо всеми правдами и неправдами стремится её избежать, иначе человеческая цивилизация не протянула бы так долго. Палач не боялся смерти, а мучения воспринимал как данность. Демьян многое повидал, но перекосов, отключающих инстинкт выживания в людях, встречал единицы. Безумные серийные убийцы или идейные фанатики. В том, что касалось Стивенса, американец оказался прав.
На третьи сутки он приказал оставить Палача в покое — до того, как найдется рычаг давления на ублюдка. В своё время сведения по Стивенсу Рэйвену преподнёс Кроу. Как кость, которую швырнули собаке, чтобы отвлечь её от воришки. Настоящая семья Палача: мать, сестра, зять и племянники — мирно жили в Ньюкасле, и давным-давно его оплакали.
Из диалога с Рэйвеном Демьян понял, что парня можно зацепить исключительно на своих. Налегать на этот рычаг Демьян не спешил. Одно дело — раздавить паразита, который давно официально мертв, другое — стереть с лица земли целую семью. Все отведенные ему столетия Демьян гордился принципами о ценности каждой человеческой жизни, но в эти дни задумался о том, что готов ими поступиться.
Сидя в кабинете врача, он думал о семье Стивенса и об Оксане Миргородской. Она стала для Палача тем самым светом в глазах. Который погас, стоило им разойтись. Ещё она была правнучкой Полины, но что это меняет, когда каждая минута на счету?
— … к сожалению, — Антон что-то бормотал и до этого, но он уловил только обрывок фразы.
Костоправ замер перед ним с рентгеновскими снимками в руках.
«За что я плачу тебе деньги?» — раздраженно подумал Демьян, но вслух лишь резко спросил:
— Что?!
— Немного лучше, но… Заживление идет очень медленно, придется снова наложить гипс.
— Так накладывай! Какого черта ты мямлишь здесь уже десять минут?!
Перспектива полгода ходить калекой Демьяна не радовала, а благодаря заморочкам в офисе и Палачу, он давно не виделся с Ванессой. Разговоры по телефону не имели ничего общего с тем, когда он мог смотреть в глаза и вдыхать нотки духов с её кожи. Вечерами — чувственный сандал, днем — яркий аромат смородины.