Палачи и жертвы

Гасанов Эльчин Гафар Оглы

начальству, за что и поплатился. Его труп нашли на следующий день, рано утром. Он лежал мертвый, с заточкой заколотой в сердце. Пронзительный крик дежурного, первым увидевшего труп на кровати, разбудил камеру. Холодное тело Тарасова утопало в застывшей и липкой как клей крови. И естественно, никто об этом убийстве ничего не сказал. Это дерзкое убийство потрясло, взбесило все руководство тюрьмы. Все Баилово стояло на ушах. Весь персонал тюрьмы с утра до вечера бегал взад вперед, кругом топот, пыль и непонятная спешка. Все прекрасно понимали, что это подстроил Коба, но никакой зацепки не было.

Кабинет Крылюка. В связи с последними событиями, он сидел за столом

весь такой измученный, потресканный. Схватившись за голову двумя руками, склонившись над бумагами, он говорил своему заместителю подполковнику Петру Борисенко: "Нет, Петя, я уже вынужден позвать сюда Мешади Кязыма. У меня нет выхода. Этот Джугашвили делает здесь все что хочет. Тем более, что я получил устное указание сверху, его надо убрать" (при этом слове он, приподняв голову, моргнул Борисенко).

– Как убрать? А вы уверены, что Мешади Кязым с этим делом справиться? Нет, я, конечно, понимаю, ему не привыкать. И все же...

– Ты прав, Петя. Но я почему-то уверен в нем. Это убийца убийц. Сулейман простой жиган, а этот Мешади Кязым - проверенный уркаган. Не курит, не ругается. Он оставил свой след даже в Бутырке, в Крестах. Это тебе о чем-то говорит или нет?

– Да, это уже уровень.

– Его боялся сам Василь Потоцкий, патриарх русского криминалитета. Помнишь его слова: "Мешади всегда прав''. Это он про него сказал. И еще я верю в его гороскоп, у него он счастливый. И к тому же у меня нет другого выхода. Времечко - то идет, оно не терпит.

Уже заведомо было ясно, что такое дело поручат супер "ликвидатору", который просто не знает что такое страх. Крылюк понимал, как будет сложно прикончить Кобу. У последнего было слишком много сподвижников, подручных, товарищей.

В таких тяжелых раздумьях Виктор Крылюк каждый вечер медленно направлялся домой. И однажды, поздно ночью, его дочь Надежда, находясь в своей комнатке, стала свидетелем беседы между отцом и матерью, вернее, подслушала их разговор. Маленький Степка молча игрался рядом, все равно он ничего не слышал.

Жена Крылюка ворчала на мужа, что он совсем потерял голову в этой проклятой тюрьме, и что он думает только о своих узниках, и абсолютно забросил свою семью. Мол, не уделяет время дому, детям, особенно сыну, и вообще стал каким-то пассивным мужчиной. Так нельзя, уж не болен ли? Она его пилила и пилила, клевала и мучила, и наконец, чуть не загрызла полностью, когда Виктор Степанович не выдержал, ударил по -русски сухоньким кулаком по столу, и изрек: "Да что ты понимаешь, мать твою. Дура ты, тупая ты рыба. Не понять тебе мужского сердца, не поймешь ты мою душу. Все ворчишь, ворчишь. Далека ты от всего, хоть и окончила университет. Безмозглая ты креветка, не ощущаешь ты меня! Не интересен я тебе, я для тебя как прочитанный роман. Ты даже не интересуешься, что у меня происходит на службе, в голове. Тебе это не нужно, сука подколодная". Жена после этого захныкала, а он вышел во двор подышать воздухом.

Вновь камера. Только что туда перебросили Мамедэмина Расул-заде (первый Президент Азербайджана). Это имя тогда еще ни о чем ни говорило. Он был соратником Кобы, они вместе кушали, курили, отходили в сторонку, и долгое время вместе болтали.

– Ну как ты, Коба? Я слышал, здесь было не совсем спокойно?

– Да это уже в прошлом. Как там в городе? Что с листовками? Печать уже готова, или еще нет? Говори, не молчи.

– Готовим потихоньку. Да это все образуется. Главное отсюда выйти целым, а там все будет под контролем.

– Царицын че-то слишком медлит. Он уже давно сигнал получил, а все молчит (зыдымил

папиросой).

–

Не волнуйся Коба, главное отсюда выйти.

– Да знаю, поэтому и тороплюсь. Я здесь все равно никого не боюсь, меня больше интересуют дела партии. Какие-то оборванцы мне не помеха.

– Так - то оно так, нам не привыкать. Эх, хорошее раньше было время, нет?

– Да уж, были дни...

– А помнишь, Коба, как мы удирали в прошлом году от полиции, помнишь? Ну это -типография "Нина", там еще что-то.

– Да, как это забыть - то?

– Ну а дальше помнишь? Как на Хребтовой улице мы с тобой столкнулись с хулиганами, и они мало того, что нам морду набили, они еще нас раздели, точнее, стянули с нас брюки и заставили бежать по ночному Баку в одних трусах. Ха-ха.

– Тсс, да тише ты (стал озираться по сторонам), че это ты такую херню еще не забыл? Ну и город у вас, Мамед, одни хулиганы и оборванцы. Контраст дикий.

– Коба, запомни, Восток - дело тонкое. Не все тут оборванцы. Тем более что у меня есть одна информация...

– Какая такая информация? Говори же (приблизился к нему).

– Да переводят скоро сюда одного гагаша (блатного парня). Такого, задубевшего рецидивиста.

– Ну и что? Тебе страшно?

– А то нет. Для него ничего не стоит кого-то прирезать. Это ты понимаешь или нет?

– А как его зовут?

– Некий Мешади Кязым. Я это тайком узнал, через надзор.

– Ну и что же?

– А то, что он не просто так будет отсиживать здесь свой срок. Это все не просто так, Коба, поверь. Он получил заказ. Кто его клиент, я могу только догадываться.

После этих предостережений Иосиф Джугашвили приуныл не на шутку. Он весь вечер просидел рядом с МамедЭмином Расул-заде (чего раньше никогда не делал даже на воле), и пытался собрать подробную информацию про этого таинственного Мешади Кязыма. Но по большому счету, ему мало что удалось узнать, ибо Расул-заде ничего определенного сказать не смог. Он говорил много, но ничего конкретного. Но Коба был хитер. Он к тому времени прошел большую школу жизни, повидал уже тюрьмы, побеги, обыски и слежки. Так что, он нутром, животным инстинктом своим чувствовал опасность. Коба прекрасно понимал, что этот Мешади Кязым, которого он не знал, не какой-то там Рижанин, на которого можно спокойно натравить полоумного Сулеймана. Хотя Рижанин сам по себе тоже не шавка. От этих раздумий Кобе становилось жутко, даже холодно. Его пятки затряслись, а руки похолодели, когда в камеру вошел тот самый Мешади Кязым. Этот момент я хотел бы подчеркнуть особо. Такое было ощущение, будто дворецкий на балу, под звуки клавесина или органа объявил о визите высокого гостя, мол, граф Сангалов пожаловал. Камера-распределитель замычала, а ее жильцы приветствовали почетным гулом авторитета, который мощными шагами вошел в камеру и занял свое, уже заранее отведенное место в самом углу камеры. Это был высокий парень лет 30-ти, с прямыми черными волосами на голове. На щеке был огромный шрам. Сразу было видно, что он здесь завсегдатай. Многие из заключенных даже не знали его в лицо. А это и не важно было по тюремным меркам, главное все о нем слышали. Молва о небезызвестном "уркагане", атамане преступного мира Мешади Кязыме, стабильно господствовала в мозгах людей, хотя бы немного связанных с уголовщиной. В камере сразу же стало страшно. Какой-то другой, то ли тяжелый, то ли свободный (черт его знает) воздух наполнил помещение. В тюрьме пошло движение. От этого Мешади Кязым оказывался в еще большем выигрышном положении. При виде Мешади Кязыма Иосифа Джугашвили охватил ужас.