Паладин из прошлого тысячелетия
Шрифт:
— И тебе не хворать, Маркуша, — бабуля тянется к громиле, утопая в его объятия и не забывая по старчески причитать. — Больше отдыхай, милок, эвон как истощал, худющий, тощущий, как бобик.
Я смерил взглядом фигуру под два метра. Всего один вопрос, если этот амбал, как выразилась бабушка «истощал», то какой он был раньше? И любопытно, откуда у моей родственницы такие не рядовые знакомства.
— Это я худею, мышцы укрепляю, — добродушно гремит Марк.
— Девки не собаки, на кости
— Обязательно передам, — уже у двери говорит Марк и выходит.
Слышу удаляющиеся шаги. А когда оборачиваюсь к Марии Александровне, встречаю её строгий взгляд.
— И когда это ты хотел мне всё рассказать? — сетует она. — Радость то какая, одарён самим богом, а молчит.
— Да вот, хотел удивить, — пытаюсь понять, куда клонит ветер.
— Не оставит тебе Павлуша в покое теперь, не оставит, — ворчит бабка. — А за духа этого огненного спасибо, вот чем порадовал так порадовал.
— Ты про Павла Матвеевича? — спрашиваю я, присаживаясь рядом с бабушкой. — Чего с ним случится, рад должен быть, внук одарённым стал.
— Не к добру это, Антоша, не к добру, — щебечет родственница. — Ну да ладно, разберёшься, чай не маленький. Вижу наконец-то одёжки себе прикупил, давно говорила, содержание конечно Павлуша маленькое выдаёт, да не повод это мне старой вечно помогать, да себя губить.
Удивительно, это тело не лишено чести, что сказать, хвалю.
— Всё будет хорошо, бабуля, — обнимаю женщину, та тут же утыкается мне в подмышку, тяжело дыша.
— Пойду на стол накрою.
Она отпрянула на меня, испуганная своими же мыслями и тревогами. Такими например, как недокормленный внук. Ато поди ж ты, станет аки тот тощий бобик Марк.
Я бы пожалуй не отказался от вселения в подобное тело, больше походит на первоисточник.
Вздохнув, посмотрел по сторонам, проверил как прижилась саламандра, прикоснулся к источнику и убедился, что тот снова под завязку полон.
Значит у меня один месяц, после чего я перееду в столицу, а после этого поступлю в академию.
В сознании ярко появилась та сцена из ресторана, где Елена горестно рассказывала насколько мы непохожи. К сожалению, сходств у нас всё больше и больше.
После подобного рода мыслей, я скривился. Даже не хочу представлять, как откроется рот у этой крошки, когда та поймёт, что мы оба едем в академию.
А пока, у меня целый месяц, чтобы подготовиться к внешнему миру, гораздо большему чем Новосибирск и этот приятный домишка.
Быстро взлетев наверх, я услышал что-то вроде…
— Антоша, не бегай по дому! Скоро кушать будет готово…
Мария Александровна, бабушка этого тела…
Приличная
Но когда я слышал эти слова, брошенные мне по незнанию. Мне, мужчине её возраста, а может и постарше… В душе что-то двигалось. Не думал, что такое возможно, после того, что было.
Вдруг понимаю, что не был ребёнком, почти никогда.
Сознательное детство прошло в казематах, где я и ещё тысяча детей ждали восхода солнца, чтобы взошла надежда, что мы проживём ещё один день.
В те времена никто не знал, как быть дальше. Священники после соприкосновения миров голосили о пришествии ангелов мщения и сжигали женщин. Аристократы устраивали пир во время чумы, им казалось, что это последние дни. Все ударились в крайности.
Нас, отряд прошедших испытание, которое не под силу самым стойким и взрослым мужчинам, выпустили в большой мир, поставив задачу.
Если говорить по простому, перед вчерашними детьми выгрузили гору дерьма размером с Везувий и дали в руки чайные ложки.
А когда ложки выросли до размером лопат и заострились не хуже мечей, началось самое интересное…
От вставших перед глазами картинок из прошлого, в душе поднимался пожар. Такой же высокий, как горящие смерчи, выжигающие города и тянущиеся к небу.
Дела минувших дней, такие далёкие и такие близкие одновременно.
Попав в это тело сутки назад, я и не думал, что меня коснётся такая напасть, как рефлексия, но поди ж ты, никто не застрахован от подобной болячки.
Из воспоминаний меня вытащил голос бабушки.
— Кушать!
— Уже иду…
С удовольствием уничтожив второй завтрак, я под удивлённым взглядом прибрал посуду и стал пытать бабулю на тему такой важной информации, осторожно, будто бы шёл среди слепых адских псов, стараясь не выдать себя.
Благо, старушка и сама была не прочь поговорить о нашем общем прошлом.
Мы сидели в большой для нас двоих кухне, видевшей истинных бояр и, наверняка, даже царей, распивали чай с мёдом и говорили.
— Я скоро отправлюсь к родителям, деду… Даже не верится, — осторожно начал я.
— Павлуша принял верное решение, когда отправил тебя сюда. Может быть это и помогло принятию. Ты был слишком напряжён в столице и чем больше времени проходило со дня, как надзор сообщил, что в тебе нет зачатков дара, тем хуже тебе было. А сейчас, когда кланы прознают, что у Митрофановых ещё один одарённый в очереди на наследство, работки им явно добавится. Поэтому будь осторожен, когда окажешься в Новгороде. Я передам Маркуше, чтобы присматривал за тобой, он свой хлеб не зря ест, в обиду не даст, держись его…