Паладин. Изгнанник
Шрифт:
– Вай ме! Какие здоровые попались. Еле отбились.
Потом до него дошло, что здесь что-то не так, и он попытался схватиться за саблю, но тут свистнул аркан, сооруженный из побега молодой лианы, и разбойник захрипел, выпучив глаза. Петля захлестнула его горло.
– А ты здесь откуда? – поразился Кевин, уставившись на Синдбада, вылезавшего из кустов. В руках купец крепко держал другой конец импровизированного аркана.
– Стреляли, – лаконично ответил тот.
– Вот это да! Ну, у тебя и слух. На таком расстоянии услышать свист
– Я ж говорю: стреляли! – Синдбад повернулся, давая Кевину обозреть торчащую из мягкого места стрелу.
«Мореход», ни разу не выходивший в море, морщась, вырвал ее из своего тела.
– Как же она так далеко залетела? – поразился юноша.
– Недалеко, – смущенно вздохнул Синдбад, благословляя кулаком разбойника, заставив его рухнуть рядом со своими подельщиками. – Я тут это… прежде чем идти, решил…
– Ну? – поторопил его Кевин.
– Понимаешь, долго в яме сидел, прижало! А в пустыне даже листика нет, ну вот я перед дорожкой решил в кустиках посидеть, а тут стрела… обиделся я очень.
Из казана раздался истерический смех бывшего бесенка, он вывалился оттуда в своем перемазанном жиром и пловом джентльменском наборе, и начал кататься по траве, дрыгая руками и ногами от переизбытка чувств.
– Что с тобой, о мудрейший? – забеспокоился Синдбад.
– Все нормально, – успокоил его Кевин. – Просто жизни радуется.
– А-а-а… тогда скажи своим этим… чтоб они барашка не мучили. Он из отары самого царя Гусейна ибн Арафата. Золоторунная порода. Редкий зверь. Как бы неприятностей не нажить.
– Кто мучает? – вскинулся Люка. – Я ж сказал, чтобы его не трогали.
– Это ты, о мудрейший, своему мохнатому объясни. Он уже кочергу затачивает о булыжник. Хочет целиком его на вертел насадить. Барашку это сильно не нравится.
– Что!!? Стой! Зырг, сволочь!
– Тьфу! – сплюнул Кевин, не сумев перехватить бывшего беса, рванувшего на разборку вглубь оазиса. – Здесь еще до конца ясно, а он…
Юноша посмотрел на окно, из которого недавно вышвырнули Бессони вместе с казаном. Оттуда доносился нестройный хор голосов. Тут из-за деревьев выскочил бес с кочергой в руках. За ним несся разъяренный Зырг.
– Отдай, гад!
Они начали нарезать круги вокруг дома.
– Слушай, – Синдбад почесал подстреленное место, – это у тебя часто так?
– Постоянно, – вздохнул Кевин, – по нескольку раз за день.
Из кустов вышла Офелия, ведя барашка на поводке, сооруженного из обрывка лианы, подошла к юноше и с размаху влепила ему пощечину.
– Извини, – сказала она, – я больше так не буду.
– Извинения приняты, – пробормотал Кевин, хватаясь за щеку.
И тут из окна, где нестройный хор голосов уже азартно давил песняка, послышался грохот и в проеме появился последний разбойник, однажды уже вылетавший из него. Это заставило всех оторваться от своих насущных дел. Даже
На макушке разбойника красовался погнутый об его же голову поднос, на ушах цветы, по щекам стекали остатки какого-то экзотического салата.
– Слушай, совсем ничего не успел сделать, да? Совсем ничего. Это не пери. Это хулиганье какое-то. Обидно, да?
Он перегнулся через подоконник и вторично выпал из окна.
– Чую, там засел кто-то похлеще Коршунов Пустыни, – озаботился Кевин.
– Шеф, доверь это дело мне, – тут же вызвался Люка, – я в этом деле толк знаю.
– А что там происходит? – спросил Синдбад.
– Думаю, это твои северные пери до гномьей водки добрались. Сейчас я с ними разберусь.
На этот раз бывший бес решил войти, как положено, через дверь, но опять неудачно, так как она перед его носом распахнулась, и оттуда выскочил маленький человечек с пышной бородой, в полосатом халате и расшитой бисером тюбетейке на голове. За собой он волок огромный мешок, превосходящий его размерами как минимум раза в три. Человечек, тяжело дыша, навалился на дверь, подпер ее своим телом и начал озираться.
– Руфик! Камрад! Сколько лет, сколько зим! – радостно завопил Люка. – А где наша сладкая Арзибиби?
– А, это ты, Олифем… Слушай, что за народ, а? Какой нехороший человек, однако, придумал в дом уважаемой Арзибиби таких бешеных ослиц привести, а? Это ж надо додуматься о берсицкий ковер бить стаканы на счастье! – Он выдернул из мешка помятый золотой кубок, инкрустированный драгоценными камнями. – Вай ме! Любимый стакан Арзибиби поцарапали! Алмаз разбили!
А из окна в этот момент грянуло дружное:
Напилася я пьяна,не дойду я до дому…И, что самое интересное, многие в хоре пели с характерным агабским акцентом. Похоже, северные невольницы умудрились уговорить своих смуглых товарок по несчастью присоединиться к спонтанно родившейся пирушке.
– Так, Синдбад, – юноше надоел этот беспредел, – это твои невольницы, вот иди и разбирайся с ними.
Синдбад захромал внутрь здания.
– Кони или верблюды здесь где-нибудь есть?
– С другой стороны этого притона, – сообщил Бессони.
– Отлично. Грузим всех на коней, и валим отсюда.
– А с разбойниками что делать? – спросила Офелия.
– Ну, не знаю, можно с собой взять.
– Что? С собой тащить? – возмутился Зырг. – Да я их лучше здесь закопаю.
В этот момент в окно вылетел Синдбад под радостные вопли разудалых девиц.
– Вах, что творят! – покачал головой Руфик.
Синдбад, кряхтя, поднялся, схватился за поясницу.
– Вы что, уважаемые, зачем закапывать? В Агабии новый закон вышел: воров, грабителей, разбойников на кол не сажать! – Он чиркнул себя ребром ладони по горлу.