Паладины
Шрифт:
В качестве утешения гордости ему напоминают, что его цель – Иерусалим, потому до бывших ромейских земель лотарингцу нет дела. Полководец приносит клятву, что все земли и крепости, отвоеванные у мусульман и до этого принадлежавшие Византии, будут передаваться военачальнику, назначенному басилевсом.
Алексей доволен. Как только под письменной клятвой немца появилась золотая печать императора и пурпурные чернила подписи Комнина скрепили слова присяги, Готфрид был приглашен на пир, где его провозгласили сотрапезником императора, личным гостем и другом басилевса и прочая. Насупленного герцога осыпали дарами, золотом
Всего этого «полочане» не увидели.
Их судно пришло в порт Константинополя через два дня после того, как все немцы благополучно переправились через Босфор.
2
Галера приткнулась боком к соломенным тюкам, защищающим бока приплывающих судов от удара о деревянные мостки пристани. Расторопный паренек на пирсе подхватил брошенную пеньковую веревку, споро закрутил ее вокруг причального столба и потрусил к корме судна. По центру борта в это время моряки перебрасывали на причал мостки из тесаных брусов, скрепленных добрыми железными хомутами и перевязанных накрест все той же пенькой. Веревка нужна была для того, чтобы на качающемся проходе к твердой земле у грузчиков не скользили ноги. Впрочем, в заливе качка была минимальной.
– Здорово! – приветствовал паренька капитан судна, но тот только кивнул, убедился, что и кормовой канат привязан крепко, и сиганул по настилу к выходу.
Капитан сконфузился: с простым портовым здороваются как с равным, а он нос воротит и сбегает?! Но разродиться уже закипающим в груди гневом шкиперу не дали – со стороны портовой мытни спешила процессия.
Когда греческие таможенники ступили на уложенные и накрепко прикрученные мостки, капитан галеры все-таки не удержался от вопроса:
– Пострел местный убежал отсюда, как осой ужаленный. Что-то случилось? Да и в порту так безлюдно, что я уже подумал, может, праздник какой сегодня?
Таможенник посмотрел на него как на больного.
– Да ладно, Михайло, я ж с рейса, отстал от жизни, – оправдался дремучестью капитан, и усатый грузный писарь мытной императорской службы сжалился над любопытным моряком:
– Так лангобарды нонче к воротам подходят. Два дня прошло, как мы германцев через Рог переправили, так теперь новая напасть на столицу свалилась. Говорят, идут и идут, и нет им конца!
Таможенник оценивающе окинул взглядом закрепленные на палубе товары и, подняв стило и маленькую глиняную табличку для отметок, скучающим голосом поинтересовался:
– Так что там у тебя? Много привез?
Выражение лица капитана резко поменялось.
– Да какие товары?! Только и живу тем, что паломников переправляю в престольную! С такими оборотами скоро по миру пойду.
Шкипер судна горестно вздохнул, поправил не вмещающийся в косоворотку живот и углубился в привычный для обоих мир процентов, льгот, сборов и податей.
Для стоявших в отдалении от трапа четверых путешественников это стало абсолютно неинтересно.
3
– Опоздали, – удрученно прокомментировал услышанное Улугбек Карлович.
– Куда? – не понял Захар.
– Опоздали к началу переговоров, – уточнил ученый
Тимофею Михайловичу и Малышеву было не до того. Рыцарь присматривал за тем, как выводят из импровизированного стойла его красавца-коня, а Костя командовал выгрузкой из трюма завернутого в холстину ствола новой пушки. По аналогии с «Евой» этот продукт мозговой атаки выходцев из двадцатого века получил звучное имя «Адам».
Помогали фотографу не только моряки, но еще и четверо лучников, принятых в компанию за прокорм и вещевое довольствие. Кроме стрелков с ними теперь были еще два конных копейщика и арбалетчик. Рыцарь Тимо взял их в свой отряд для придания самому себе веса в глазах окружающих.
Советник папского легата не мог позволить себе явиться к месту сбора в одиночку. Конечно, лучше было бы, если бы за ним шел целый отряд из трех-четырех рыцарей и пяти десятков пехотинцев, но даже дюжина человек уже не так плохо. От желающих присоединиться к ним не было отбоя, практически весь простой люд возжелал примерить к себе титул освободителей Гроба Господня, так что претенденты на участие в походе выдерживали строгий отбор.
В результате лучниками стали четверо выходцев из далекого от Италии Уэльса. Ходри, Бэл, Рис и Гарет были разного возраста и достатка, но всех четверых объединяло потрясающее владение своими длинными луками из дорогого испанского тиса. Наемники, немало пошлявшиеся по свету после изгнания из собственных земель норманнами-завоевателями, искали себе новое пристанище и службу, когда их застал передаваемый монахами призыв Святого престола. Возможность сделать богоугодное дело и отпустить себе все накопленные за жизнь грехи сразу поставила их в первые ряды зарождающегося крестоносного воинства, а слух о том, что местный рыцарь, известный при дворе самого Урбана, набирает отряд, определил и их дальнейшую судьбу.
Оба конных копейщика были из лангобардов, норманнов короля Сицилии Робера Гюискара. Чем они прогневили своего бывшего сюзерена, бородачи не рассказывали, но здорово рубились в конном и в пешем строю и получили приглашение в дружину рыцаря по праву. Звали их Трондт и Эйрик.
Арбалетчик Салваторе по кличке Чуча пристал к ним случайно. Тимофей Михайлович хотел подыскать себе еще пару добрых мечников, но, увидев в деле маленького генуэзца, сделал выбор в пользу последнего. Чуча вколачивал арбалетный болт в цель размером с кулак на расстоянии в пятьдесят шагов, а с двух сотен запросто попадал в умбон щита, подвешенный на веревке. Валлийцы тоже были парни не промах, каждый из них мог держать в воздухе по четыре-пять стрел одновременно, но генуэзец брал невероятной меткостью, всаживая болт за болтом в предложенные ему мишени.
Боевую силу отряда дополняли сразу два оруженосца, Захар и Костя, оба в кольчугах, ничем не уступающих рыцарской, и с винтовками за плечами. При них был тот самый паренек-дружинник, который приносил в осажденный замок из Ги приказ баронессы. Звали его Давид, но сам он предпочитал отзываться на кличку Пипо.
В состав отряда также входил Тони, слуга рыцаря, толстый и ленивый, но отменно готовящий еду из всего, что было под руками, и двое слуг Малышева, Марко и Антонио. Костя тренировал из них расчет для «Адама». Оба при случае могли выдержать и рукопашный бой.