Палаты безмолвия

Шумей Илья

Он не хотел без необходимости попадаться на глаза кому-нибудь из посетителей Дворца, чтобы не порождать лишних слухов и кривотолков. Когда заслуженный боевой генерал является на аудиенцию к Братьям-Императорам в таком неприглядном виде, это однозначно указывает, что где-то что-то пошло сильно не по плану.

Из-за дверей комнат, где в ожидании своей очереди коротали время другие делегации, доносились приглушенные голоса, и изредка слышался смех – каждый день Братья проводили не менее десятка официальных встреч, не считая обычных рабочих переговоров – но для погруженного в свои невеселые мысли Голстейна все

это сливалось в однородный фон, которого он даже не замечал.

Генерал очнулся от раздумий, только когда в холле показалась кохарийская делегация в традиционных расшитых халатах, члены которой продолжали что-то энергично обсуждать прямо на ходу. Распорядитель немедленно оживился, вызывая других сотрудников и раздавая им указания. Через некоторое время к подъезду был подан экипаж посла, и делегация покинула дворец.

Распорядитель перевел дух, бросил на Голстейна обреченный взгляд и утопал в Тронный Зал. Отсутствовал он, впрочем, недолго, вскоре вернувшись и сообщив:

– Вас ожидают, генерал.

– Благодарю, – Голстейн поднялся, машинально оправил мундир и проследовал на аудиенцию, хотя, поднимаясь по ведущим в Тронный Зал ступеням, он чувствовал себя восходящим на эшафот.

Еще одна пара привратников в яркой парадной форме распахнула перед ним двери зала. Чуть погодя их сомкнувшиеся створки глухо стукнули у генерала за спиной, отрезав тем самым ему путь к отступлению. Да и не собирался он отступать, честно говоря.

«Если уж хватило смелости натворить дел – то не трусь и ответ держать!» – не уставал повторять его первый наставник в кадетском училище, и Голстейн всегда старался следовать его завету. Он расправил плечи и уверенно зашагал вперед, где, сверкая в лучах падающего из окон света, возвышался двойной трон Братьев.

Оформлению Тронного Зала Свиллейн в свое время также уделил немало времени. Он постарался обставить все таким образом, чтобы тронный помост был постоянно освещен, тогда как остальное помещение оставалось бы в полумраке. Тем самым он хотел дополнительно отделить властвующих монархов от простых людей и подчеркнуть их божественную сущность.

И, надо сказать, он в этом преуспел. Благодаря необычной игре света и теней, восседавшие на троне Братья казались заметно крупней, чем на самом деле, что дополнительно наполняло благоговением сердца посетителей.

Сам Трон был сделан из двух прежних, которыми ранее пользовались Отец-Император и его супруга, Леди Кроанна. Теперь же он представлял собой единую неразделимую конструкцию, должную символизировать единство власти Братьев.

Точно так же отправилась в переплавку и отцовская массивная корона, превратившись в два изящных ажурных обруча, что обхватывали теперь головы Свиллейна и Фреггейла.

Младший брат унаследовал от матери сухощавую и угловатую фигуру, а от отца – светло русые волосы, тогда как старший выглядел его полнейшим антиподом – широкоплечим темноволосым красавцем. Да и с точки зрения характеров между ними было на удивление мало общего.

Свиллейн отличался спокойным и рассудительным нравом, он всегда старался до мелочей просчитывать каждый свой шаг, избегая ненужного риска и предпочитая тщательное планирование необдуманным авантюрам. И больше всего на свете он не любил, когда какой-нибудь непредсказуемый фактор вмешивался в его стройные планы и рушил их.

Фреггейл же, напротив, был весьма эмоциональной и вспыльчивой натурой, склонной к скоропалительным выводам и радикальным

решениям. Но его поведение менялось до неузнаваемости, когда складывалась та или иная критическая ситуация, в стремительно меняющихся условиях которой пасовал рациональный ум его младшего брата. Фреггейл собирался, сосредотачивался и уверенно брал руководство в свои руки. И тогда их противникам приходилось горько пожалеть, что они вообще затеяли эту драку.

Да, он порой оказывался жесток, тогда как его младший брат раз за разом взывал к разумному милосердию. Но возведенная в абсолют холодная рациональность Свиллейна иногда оказывалась даже страшней и безжалостней, чем прямолинейная жесткость Фреггейла.

Ну а работая вместе, Братья образовывали настолько смертоносный дуэт, что перед их натиском пали даже те противники, что на протяжении нескольких поколений считались абсолютно непобедимыми.

Официальные приемы и переговоры требовали соответствующего антуража, и, хотя Голстейн являлся для них скорее другом, нежели подчиненным, Братья остались в своих парадных нарядах. Фреггейл – в лакированных черных доспехах, символизирующих несокрушимую силу, Свиллейн – в белоснежной тоге, олицетворяющей собой чистоту Знания. Как отметил Голстейн, единственное послабление, которое себе позволил старший брат – отставить в сторону тяжелый меч, на который он обычно опирался, встречая делегации.

Всякий раз, вступая под эти своды, Голстейн отмечал, как стремительно взрослеют еще вчерашние мальчишки. Их трепетные юношеские угловатость и нескладность крайне неожиданно для многих трансформировались в решительность и жесткость, не приемлющие никаких возражений. И те, кто не успел вовремя осознать свершившиеся перемены, очень дорого заплатили за свою невнимательность и нерасторопность.

Да и сам Голстейн, еще вчера бывший «дядей Ирви» вдруг обнаружил, что повзрослевшим монаршим особам его опека более не требуется. Понимание и осмысление данного факта в свое время генерала изрядно выбило из колеи. Он всегда был верным воином Империи, и абсолютно преданным Императору человеком. А после того, как он не сумел уберечь его от гибели, эта преданность, словно по наследству, перешла и к его сыновьям. И тот факт, что он, нянчивший еще розовощеких младенцев Фрегги и Свилли, оказался задвинут на второй план, причинял порой почти осязаемую боль.

Его прежних заслуг, разумеется, никто не забыл, да и нынешнее рвение не оставалось без внимания, так что преклонять колено перед троном генералу не требовалось. Фреггейл в его присутствии всегда отставлял меч в сторону и расслабленно откидывался на высокую спинку трона, но, тем не менее, от прежней непринужденной беззаботности не осталось и следа. Сейчас взгляды Братьев буквально пронзали Голстейна, заставляя его ощущать себя шашлыком, нанизанным на раскаленный шампур.

Остановившись в нескольких шагах от трона, генерал почтительно склонил голову и кратко отрапортовал:

– Генерал армии Ирви Голстейн для доклада прибыл!

Как старый и опытный интриган он прекрасно умел определять степень немилости по длительности паузы, отделяющей ритуальный рапорт от соответствующей реакции. И сегодня, судя по затянувшемуся молчанию, он вполне мог отправиться из Тронного Зала прямиком на казнь.

– Несколько дней назад вы сообщали, генерал, – неспешно и тягуче заговорил Фреггейл, – что в Цигбеле возможны… как вы там выразились…

– …досадные неприятности, – закончил за него Свиллейн.