Палитра его пороков
Шрифт:
– Ты же не хочешь, чтобы я рассказала твоему работодателю о том, что ты меня преследуешь. Это ему не понравится, так?
Брови Дениса от удивления ползут вверх.
– Даже так? Вот это да… я думал, тебя спасать надо.
– Себя спасай. Я как-нибудь сама.
Больше я этот разговор продолжать не хочу, так что открываю дверь и захожу обратно в квартиру. А в спину мне несется злобное:
– Да ты у него даже не единственная шлюха!
Очень хочется ответить, но не устраивать же скандал прямо на лестничной
Удивительно, но даже реветь от обиды не хочется, только какое-то чувство брезгливости и злости. Почему таких, как я постоянно тянет на мудаков типа Дэна? Как проклятье какое-то, словно я совершенно не уме разбираться в людях. И жить своим умом тоже не умею.
– Ушел? – из кухни выглядывает Марина. – Чего хотел?
– Ремня, – бурчу.
– Понятно. Спать, может, пойдешь?
– Нет, я еще порисую.
На эмоциях всегда получаются хорошие рисунки. И неважно, злость это или счастье. Они хорошие по-разному.
Хотя на самом деле до некоторых пор я даже не знала, что могу рисовать на одном дыхании. Если так выглядит вдохновение, то я бы с удовольствием не видела его еще столько же.
Я злюсь на Дэна за то, что он оказался совсем не принцем из мечты сиротки. Злюсь на себя за то, что всерьез думаю над его словами.
Злюсь на Сереброва за то, что он отобрал у меня единственную иллюзию, которая приносила радость. Пусть я и ошибалась, я чувствовала себя любимой, нужной. А он пришел и ногами растоптал все мои крепости и замки.
И рисую я не его заказ, а свой, компенсируя то, что он отнял.
Теперь это не бездушные модели, но и с реальными прототипами нарисованные люди не имеют ничего общего.
Девушка сидит на столе, заваленном рисунками, красками и палитрами. Она обнажена, от взгляда зрителя ее оберегает лишь рубашка мужчины, что рядом. Полностью одетого, в отличие от нее. Она обнимает его ногами, руками касается пуговиц рубашки. Глаза закрыты, а его руки запутались в волосах, и в этом жесте нет ничего порочного, только какая-то щемящая нежность, забота и чувства.
Я долго смотрю на то, что получилось. Всего лишь карандашный эскиз, забытое воспоминание о том, как хорошо может быть рядом с кем-то.
Поддаюсь порыву и рисую за ухом девушки кисть для рисования. В последний раз он назвал меня кисточкой, а я осознала это лишь позже, когда уложила Эльку и сидела в кухне, борясь со сном и тревожными мыслями.
Сереброву это точно не понравится.
Ну и пусть. По-другому я просто не умею.
***
Дождь. Снова проклятый дождь. Лето нынче отвратительное. Только почему он думает не о том, как бы взять рыженькую и свалить на недельку к теплому морю, а о том, что Кисточка наверняка сегодня не вышла на работу, ведь в парке в такую погоду никого.
Что она делает? Рисует? Представляет их вдвоем, ласкает себя? Или отбрасывает эскиз за эскизом, не в силах нарисовать то, о чем не
А он не имеет ни малейшего желания обучать девственницу радостям секса. У него есть рыженькая (блядь, имя, узнать ее имя!) и Ольга, вдвоем это крышесносный коктейль, две готовые на все девицы. Кисточку и представить нельзя в постели втроем. Такая только услышит, сразу в обморок грохнется.
И нахрен ее. Заберет рисунок и до свидания. Что ему, баб мало?
Словно в иллюстрацию его словам, в гостиной раздается цоканье каблуков. Женщина проходит по мраморному полу и останавливается. Он спиной, стоя у окна, чувствует ее взгляд. Даже может по памяти восстановить в голове образ. Длинные рыжие локоны, тонкие губы, чуть тронутые коричневой помадой с золотистым блеском. Длинные тонкие ножки, шрам на левой лопатке – след после падения с велосипеда в студенчестве.
– Иди к нему, – говорит он. – Заставь поесть. И вытащи в сад. Две недели сидит и не выходил.
– Сереж…
– Вероника, иди наверх. Делай там что хочешь, чтобы он поел и прогулялся. Можете трахаться хоть до посинения.
– Он меня не пустит.
– Сделай так, чтобы пустил.
– Сереж, может, мы с тобой поговорим…
– О том, что ты блядь? Давай. Как тебе в новом статусе?
– Серебров, ты мудак!
– Я пообещал тебе двадцатку, чтобы ты сюда приперлась. И хочешь сказать, это не проституция? Ну окей, эскорт. Легче? Да расслабься, все жены олигархов с него начинают. А ты им заканчиваешь.
– Я пришла не потому что ты пообещал денег. Я… просто хотела тебя увидеть.
– Или ты поднимаешься сейчас к Косте, или идешь нахрен, Вероника.
Она задает совершенно неожиданный вопрос, но вкладывает в него всю женскую печаль и надежду:
– У тебя есть другая?
– У меня нет "этой".
– Ты понял, о чем я.
– Да, есть.
– Понятно. Мне кажется, лучше уйти…
Он пожимает плечами.
– Как хочешь. Двадцатку получаешь только если сделаешь то, о чем прошу.
Они оба молчат, но Сергей улыбается. Он знает, что сейчас произойдет. Ему хочется смеяться, когда стук каблуков удаляется вверх по лестнице.
Берет телефон, быстро ищет нужный контакт. Женщина на том конце провода снимает трубку раньше, чем он успевает передумать.
– Слушаю тебя, Серебров.
– Дизайн-проект сделаешь? Комнаты… точнее двух смежных.
– Излагай.
– Для девушки и ребенка лет пяти.
А еще курит. Сто лет не курил.
***
В воскресенье Марина готовит ужин и удивляется бесконечному дождю. Он и впрямь то стихает и кажется, что вот-вот выглянет солнце, то заряжает с новой силой. Ни о какой работе и речи нет, но я собираюсь в парк, чтобы отдать эскиз. Сергей приходит всегда в одно и то же время, ровно к восьми, так что мне вряд ли придется долго его ждать.