Палм-бич

Бут Пат

Она провела рукой по животу. Это так забавно – чувствовать себя беременной! Так много всего происходит там, внутри, но так мало проявляется внешне. Напрасно она ждала приступов утренней тошноты, проявления причуд в еде и других маленьких событий, которые обычно характеризуют беременность. Похоже, она проплывет через эти девять месяцев совсем без каких-либо трудностей или неудобств. Что же она свершила, чтобы заслужить эти милости, которые так легко падают к ее ногам с небес? Все выглядело так, словно Господь решил наконец отплатить ей за все то трудное время, холодное и голодное, которое провела она в Нью-Йорке. Она хотела заполучить Бобби, и она хотела забеременеть, чтобы крепче держать его в своих руках. И то, и другое ей удалось. Разве возможна

такая удача?

Слава Богу, она не стала возиться со свадебным платьем. Она поступила без хитростей и просто остановила свой выбор на Диоре. Неизменная элегантность, плавные линии, тонкое шитье, исключительное внимание к деталям. Если она и прибавила в талии, в этом наряде ничего не будет заметно.

Шепот прямо около уха прервал ее размышления.

– Поздравляю, милая. «Миссис Роберт Стэнсфилд» звучит еще лучше, чем «миссис Питер Дьюк».

Мэри д'Эрлангер улыбнулась так, как улыбаются те, для кого шарада не осталась неразгаданной.

Джо Энн без смущения рассмеялась. Да какая теперь, к черту, разница? Она достигла своей цели. И результат был отменным. Существовала только одна важная тайна, но она умерла в тот момент, когда кровь поднялась к горлу тонущего Питера Дьюка. Больше ей не придется разыгрывать роль убитой горем вдовы. Ей даже не придется изображать, будто она любит мужчину, за которого только что вышла замуж. Наконец она может уже ни на что не обращать внимания. Именно с появлением этого восхитительного чувства свободы Джо Энн Дьюк-Стэнсфилд осознала, что ей на все теперь наплевать.

– Проблема в том, что мне уже нечего исполнить на «бис».

– О, брось, Джо Энн. Я рассчитываю, что скоро ты будешь приглашать меня на приемы в Белый дом. Я уже начала просматривать у парикмахера журнал «Тайм», чтобы знать, что же говорить всем этим иностранным политикам.

Джо Энн снова рассмеялась. Люди всегда понимают все не так. Белый дом – это цель Бобби, а вовсе не ее. Казалось, это ни до кого не доходило. Истина состояла в том, что ее захватила совсем другая игра, – игра, которая велась здесь, в Палм-Бич. Годами она взбиралась все выше и выше по лестнице к высшим этажам здешнего общества, вытесняя обитателей верхних ступенек и препятствуя продвижению тех, кто одновременно с ней пробирался снизу вверх. Теперь это было у нее в крови, как некий наркотик, вывести который из организма чрезвычайно сложно, если вообще возможно. Если ей чего и хотелось сейчас, то только не всемирной славы первой леди. Может быть, со временем у нее появится такое желание. Сейчас же она хотела заполучить корону Палм-Бич. Ей нужно было взгромоздить свою шикарную задницу на трон, где так царственно восседала Марджори Донахью. Ей хотелось оторвать высохшие пальцы этой старой и хитрой курицы от самой верхней жердочки насеста. Слишком долго она ходила в принцессах. Однако нет ничего вечного. Цель может быть достигнута. В ее силах сделать так, чтобы все осуществилось. Королева мертва. Да здравствует королева!

В глазах Джо Энн Дьюк-Стэнсфилд была зависть, когда она устремляла взоры в противоположный конец шатра, где Марджори Донахью принимала своих подданных. Вокруг нее крутились с полдюжины стремящихся занять заметное место в обществе, ловящих каждое ее слово придворных, с их языков беспрестанно срывались комплименты, бессовестные в своей льстивости. Через минуту-другую и сама Джо Энн окажется среди них. Возможно, первая среди равных, но не более чем ящерица, лижущая туфли своей госпожи.

«Марджори, какое великолепное платье! Как вы осмелились превзойти меня в день моей свадьбы? Где же, Господи, вы достали его?» Это именно то, что нужно для открытия сезона. Боже, как ужасно выглядело это платье! Такие платья покупаются на распродажах при закрытии дешевых магазинов. Джо Энн очень сожалела, что это платье – не саван. Она повернулась к своей «подружке».

– Ну что ж, Мэри, пойдем выразим свое почтение. Тысячу долларов за самую льстивую ложь!

Пока она шла к этой стоящей выше по социальной иерархии даме, внутри поднималось раздражение.

Это был ее день. Она была сегодня звездой. Какого же черта она идет туда? Кого, думает эта немощная старуха, она дурачит? Брачный союз химических концернов и миллиардов, вложенных в универсальные магазины, был довольно впечатляющим, особенно если учесть, что это впечатление усиливалось наличием острого, как бритва, языка. Однако, какое право она имела требовать раболепия и покорности от такой женщины, как Джо Энн, которая проведет предстоящие сорок лет, танцуя на ее могиле? Ощущение приятного возбуждения пробежало по ней, когда она поняла, что собирается сделать. Она начнет сражение. Она сделает первый выстрел в этой долгой, жестокой, но беспредельно возбуждающей дух кампании. Каждому придется встать на чью-либо сторону, поскольку город расколется пополам, как виргинские семьи во времена гражданской войны.

Приближался момент истины, после которого ничто уже не будет таким, как прежде. Джо Энн чувствовала, как краска приливает к ее щекам, в то время как внутри у нее с внезапностью взрыва вспыхнула беззаботная самоуверенность. Сказалась ли свадьба? Или шампанское? Или гормоны, выделяющиеся при беременности? Ответить на этот вопрос было невозможно. Все это было навеяно эмоциями, вовсе не разумом, и едва ли было мудро, но в этом был символ ее вновь обретенной власти. Впервые за спиной у нее было достаточно войск и хватало боеприпасов. Все ведущие игроки, которые в предстоящем сражении составят воюющую армию, смогут рассчитывать на соответствующее вознаграждение и покровительство своего генерала. Деньги Дьюков и патронаж Стэнсфилдов обеспечат им и то, и другое. И пусть звезда ее мужа всходит на небосклоне Америки, а она сама одержит победу в действительно настоящей битве, той, в которую вложила все свое сердце. И начнется эта битва здесь. Сейчас. Она оскорбит королеву.

Стайка придворных расступилась, чтобы позволить Джо Энн приблизиться.

– Джо Энн, дорогая! Какой чудесный день! Какая блестящая свадьба! Замечательный день для всех нас и для Палм-Бич!

Губы Джо Энн снисходительно скривились, и она выпустила стрелу. Это был Пирл-Харбор. Внезапность имела решающее значение. Все, кто оказались свидетелями этой открывавшей войну схватки, соглашались позже, что Джо Энн выглядела победительницей.

– Моя дорогая Марджори, где же, Боже мой, вы взяли это совершенно ужасающее платье? В «Церковной мыши» или благотворительном магазине для больных раком крови в Уэст-Палм-Бич?

Мнения об ответной реакции Марджори Донахью на попадание словесной ракеты в цель позже разошлись. Кое-кто говорил, что она разинула рот и вытаращила глаза. Но были, однако, и другие, у которых имелась совершенно иная версия. Некоторые из очевидцев увидели в глазах Марджори скорее злобу, чем удивление. Несколько человек заметили в ее глазах недоверчивую усмешку, и, по крайней мере, один – даже намек на слезы. Как бывает всегда, когда быстротечные события случаются неожиданно, детали происшедшего оказались в пересказах очевидцев размыты. Однако, как ни странно, большинство присутствовавших сходились относительно того, что именно было в тот момент произнесено.

– Что вы сказали? – было первой репликой Марджори, которая пыталась выиграть время, необходимое, чтобы восстановить самообладание.

Джо Энн лишь улыбнулась ей, наслаждаясь замешательством соперницы.

Марджори, однако, не зря звалась королевой. В какие-то доли секунды она все поняла. Это был дворцовый переворот. Одна из придворных дам стала слишком могущественной, чересчур удачливой, и теперь замахивалась на ее корону. Такое случалось и раньше, и всегда это оказывалось неожиданностью. Джо Энн была ее фавориткой. «И ты, Брут?» Проклятье. Она позволила себе излишнее самодовольство, дала убаюкать себя лестью, поверила в незыблемость установленных ею порядков. Именно так рушились империи, когда древние правители теряли хватку и приобретали вредные привычки, позволяя режущим краям своих мечей притупиться и угаснуть силе рук, в которые эти мечи были вложены.