Палочки
Шрифт:
— Просто невероятно! — запротестовал Леверетт. Он попробовал чуждые слоги на вкус. Да, вполне произносимо. Даже ритм какой-то ощущается.
— Ну что ж, я очень рад, что вам понравилось, — у меня просто камень с души свалился. А я-то боялся, что эти последние несколько рассказов и фрагментов даже для поклонников Кента окажутся немного чересчур.
— То есть вы намерены это все опубликовать?
Дана кивнул.
— Скотти собирался издавать книгу, да. От души надеюсь, что грабители искали не рукописи — коллекционер целое состояние за них бы заплатил. Но Скотти намеревался хранить проект в секрете — до тех пор, пока не будет готов сделать анонс. — Худощавое лицо гостя заметно омрачилось. — Так что теперь я возьму публикацию на себя — в подарочном
— Сочту за честь, — торжественно заявил Леверетт, не веря ушам своим.
— Мне действительно очень понравились ваши рисунки для трилогии. Мне бы хотелось чего-то в том же духе — столько, сколько сочтете нужным. Я на это издание денег не пожалею. А эти ваши палочки…
— Да?
— Скотти рассказал мне всю предысторию. Поразительно! И у вас, говорите, целый блокнот таких набросков? А взглянуть можно?
Леверетт торопливо отыскал блокнот в недрах папки и вернулся к гостю.
Дана благоговейно пролистал книжицу.
— Рисунки совершенно нездешние, а что самое удивительное, точно такого рода вещи упоминаются в рукописи. Фантастика, одно слово. А вы для книги сможете воспроизвести их все?
— Все, что помню, — пообещал Леверетт. — А память у меня хорошая. Но не переусердствуем ли мы?
— Ничуть не бывало! К книге они идеально подходят. И — они совершенно уникальны! Нет-нет, включайте в издание все, что есть. Том будет называться «Подземные обитатели», так же как самый длинный из рассказов. Я уже и с типографией договорился; как только иллюстрации будут готовы, так сразу и начнем печатать. И я уверен, вы вложитесь в них полностью.
VII
Он парил в пространстве. Мимо скользили какие-то предметы. Звезды, подумал он. Предметы подплыли ближе.
Палочки. Решетки из палочек всех видов и форм. Теперь он дрейфовал среди них и видел, что никакие это не палочки — во всяком случае, не из дерева. Решетчатые композиции состояли из бледного как смерть вещества — вроде проблесков застывшего звездного света. Они напоминали знаки какого-то внеземного алфавита — сложные, загадочные символы, составленные в слова… какие? Действительно, все они располагались в определенном порядке — образовывали трехмерную структуру. Запутанные хитросплетения непостижного лабиринта…
А затем он каким-то образом оказывался в туннеле. В тесном, облицованном камнем туннеле, сквозь который приходится ползти на животе. Влажные, мшисто-склизкие камни все плотнее смыкаются вокруг извивающегося тела, заставляют не то шептать, не то взвизгивать во власти панической клаустрофобии.
После того как он целую вечность полз по этому коридору, а потом и по таким же каменным ходам, а порою сквозь галереи, где от резких углов делалось больно глазам, он наконец протискивался в подземную залу. Гигантские гранитные плиты двенадцати футов в поперечнике образовывали стены и потолок, а между плитами в грунт уходили все новые переходы и лазы. В центре залы высилась громадная гнейсовая плита, на манер алтаря. Между каменными опорами, поддерживавшими стол, фонтанировал темный ручеек. По внешнему краю плиты шел желобок, тошнотворно запятнанный какой-то субстанцией, что загустевала в каменной чаше под сливом.
Из темных проходов, кольцом обрамляющих залу, появлялись все новые сгорбленные, смутно различимые во мраке силуэты, в которых человеческого было мало. Фигура в изорванном плаще выступила из тени ему навстречу — протянула клешнястую руку, ухватила за запястье, повлекла к жертвенному столу. Он покорно шел, понимая, что от него чего-то ждут.
Они дошли до алтаря; в свечении клинообразных решеток-надписей, высеченных в гнейсовой плите, он различал лицо своего проводника. Это гниющее лицо трупа; истлевшая лобная кость проломлена, вмята внутрь, и наружу сочится какая-то мерзость…
И Леверетт пробуждался под эхо собственных криков…
Он слишком много работает, внушал себе художник, пока, спотыкаясь, бродил по комнате и одевался, потому что снова заснуть представлялось немыслимым.
Но в мастерской ждала работа. Около пятидесяти рисунков уже закончены, в плане — еще десятка два. Отсюда и кошмары…
Потогонный темп, что и говорить. Но Дана Аллард от иллюстраций в восторге. И «Подземные обитатели» ждут… Невзирая на проблемы с типографским набором и какой-то особенной бумагой, которую Дана непременно задался целью раздобыть, теперь все зависело только от него, Леверетта.
Все кости ныли от усталости, но Леверетт решительно взял себя в руки и пересидел остаток ночи. Небеса постепенно светлели. Кое-какие элементы кошмара небезынтересно было бы запечатлеть.
VIII
Последние готовые иллюстрации были отосланы Дане Алларду в Петерсхем, и Леверетт, похудевший на пятнадцать фунтов и выжатый как лимон, обратил часть премиального чека в ящик дорогого виски. Как только рисунки были нанесены на печатные формы, Дана дал команду запускать машины офсетной печати. Казалось бы, он все четко распланировал, но печатные станки выходили из строя, один типограф отказался от контракта, не называя причин, в новой типографии приключился несчастный случай — похоже, проблемам конца-краю не предвиделось, и каждая новая задержка приводила Дану в бешенство. Но, несмотря ни на что, производственный процесс шел довольно быстро. Леверетт писал, что книга не иначе как проклята; Дана отвечал, что через неделю все будет готово.
Леверетт развлекался, сооружая в мастерской решетки из палочек и пытаясь наконец отоспаться. Он со дня на день ждал сигнальный экземпляр книги, когда получил письмо от Стефроя:
«Вот уже несколько дней я пытаюсь вам дозвониться, но в доме никто не берет трубку. Времени у меня в обрез, так что буду краток. Я действительно обнаружил неизвестный мегалитический комплекс исключительной важности. Он находится на территории усадьбы некоего старинного и именитого массачусетского семейства, а поскольку получить разрешение на его осмотр мне не удается, места я не называю. Я ненадолго проник туда тайно (и совершенно нелегально) под покровом ночи — и едва не попался. Упоминание об этом месте я нашел в коллекции писем и документов XVII века в библиотеке богословского факультета. Автор называет семью „гнездом чародеев и ведьм“, то и дело ссылается на алхимические практики и еще менее аппетитные слухи и описывает подземные каменные залы, мегалитические артефакты и т. д., которые якобы „используются наигнуснейшим образом в диавольских обрядах“. Я видел сооружение лишь мельком, но описания нимало не преувеличены. И, Колин, пока я пробирался к монументу через лес, мне попадались десятки этих ваших загадочных „палочек“! Одну из решеток, поменьше, я даже захватил с собой; покажу ее вам при случае. Работа явно недавняя — и похожа на ваши рисунки как две капли воды. Если мне повезет получить доступ в усадьбу, я непременно выясню, что эти решетки значат — вне всякого сомнения, сделаны они не просто так! — хотя эти сектанты обычно делятся своими секретами крайне неохотно. Я объясню, что мой интерес — чисто научного свойства, без всяких подвохов, — и посмотрим, что они скажут. Так или иначе, а до мегалитов я доберусь. Ну что ж — я пошел! Искренне ваш,
Кустистые брови Леверетта поползли вверх. Аллард намекал на некие темные ритуалы, в которых фигурировали решетки из палочек. Но Аллард писал больше тридцати лет назад; Леверетт предполагал, что писателю довелось обнаружить что-то похожее на его собственную находку близ ручья Манн. Стефрой же рассказывал о вещах современных.
Леверетт от души надеялся, что открытие Стефроя окажется не чем иным, как глупой мистификацией.
Художника по-прежнему преследовали кошмары — все те же, хорошо знакомые, несмотря на то что иллюзорные места и сцены он посещал только во сне. Знакомые, да. Но ужас, ими вызываемый, не убывал.