Паломничество Чайльд-Гарольда

Байрон Джордж Гордон

42

И здесь им тлеть, глупцам, прельщенным славой И славы удостоенным в гробах, О, бред! Орудья алчности кровавой — Их тысячи тиран бросает в прах, Свой воздвигая трон на черепах, — Спроси зачем — во имя сновиденья! Он царствует, пока внушает страх, Но станет сам добычей смрадной тленья, И тесный гроб ему заменит все владенья.

43

О, поле скорбной славы, Альбуера! [46] Среди равнин, где шпорит Чайльд коня, Кто знал, что завтра зла свершится мера, Что на заре твой сон прервет резня. Мир мертвым! В память гибельного дня Им слезы горя, им венец героя! Так славьтесь же, в преданиях звеня, Пока, могилы новым жертвам роя, Их сонмы новый вождь не кинет в ужас боя.

46

О,

поле скорбной славы, Альбуера! — 16 мая 1811 г. англо-испанские войска вновь нанесли поражение армии Наполеона, но так же, как и в битве при Талавере, потери были огромны.

44

Но хватит о любовниках войны! Была их гибель данью славословью. Чтобы один прославлен был, должны Мильоны пасть, насытив землю кровью. Отчизна да спасется их любовью! Цель благородна. А живи они, Покорствуя других богов условью, Могли б на плахе, в ссоре кончить дни Позором для друзей, отчизны и родни.

45

И вот Севилью [47] видит пилигрим. Еще блистает буйной красотою Свободный город, но уже над ним Насилье кружит. Огненной пятою Войдет тиран, предаст его разбою И грабежу. О, если б смертный мог Бороться с неизбежною судьбою! Не пала б Троя, Тир [48] не изнемог, Добро не гибло бы, не властвовал порок.

47

Севилья… — Население этого города капитулировало перед наполеоновскими войсками лишь в начале 1810 г.

48

Тир — крепость и важный порт древней Финикии. В историю вошла осада города войсками Александра Македонского в 332 г. до н. э., длившаяся более семи месяцев.

46

Но, близящихся бед не сознавая, Еще Севилья пляшет и поет, Веселая, беспечная, живая. Тут патриотам их страна не в счет! Воркуют лютни, барабан не бьет, Над всем царит веселье молодое, Разврат свершает поздний свой обход, И Преступленье крадется ночное Вдоль стен, дряхлеющих в торжественном покое.

47

Не то крестьянин. С бледною женой Он тужит днем, ночей не спит в печали. Их виноградник вытоптан войной, В селе давно фанданго не плясали. Звезда любви восходит, но едва ли Раздастся дробь веселых кастаньет. Цари, цари! Когда б вы только знали Простое счастье! Смолк бы гром побед, Не стал бы трубный зов предвестьем стольких бед.

48

Какою ныне песней оживляет Погонщик мулов долгий переход? Любовь ли, старину ли прославляет, Как славил их, когда не знал забот? Нет, он теперь «Viva el Rev» [49] поет, Но вдруг, Годоя [50] вспомнив, хмурит брови И Карла рогоносного клянет, А с ним его Луизу, [51] в чьем алькове Измена родилась, алкающая крови.

49

Да здравствует король! (исп.). Точнее «Да здравствует король Фердинанд VII» — пароль-лозунг, которым испанские патриоты выражали, свое доверие Фердинанду VII — сыну отрекшегося от престола Карла IV.

50

Годой, Мануэль (1767–1851) — испанский временщик; при Карле IV фактически управлял страной.

51

…Карла рогоносного клянет, // А с ним его Луизу… — В годы правления Карла IV (1748–1819), страдавшего слабоумием, власть принадлежала придворной клике, которую возглавляли испанская королева Мария-Луиза и ее фаворит Годой.

49

Среди равнины голой, на скале Чернеют стены мавританских башен, Следы копыт на раненой земле, Печать огня на черном лике пашен. Здесь орды вражьи, грозен и бесстрашен, Андалусийский селянин встречал, [52] Здесь кровью гостя был не раз окрашен Его клинок, когда на гребнях скал Драконьи логова он дерзко штурмовал.

50

Здесь, не надев на шляпу ленты красной, [53] Не смеет появиться пешеход. Когда ж дерзнет, раскается несчастный, То будет знак, что он не патриот. А нож остер, он мимо не скользнет. О Франция, давно бы ты дрожала, Когда б имел хоть ружья здесь народ, Когда б от взмаха гневного кишкала Тупели тесаки и пушка умолкала.

52

Здесь орды вражьи… // Андалусийский селянин встречал… — В горах Сьерра-Морена, в Андалусии, значительная часть крестьян участвовала в партизанской войне против французских захватчиков.

53

Здесь,

не надев на шляпу ленты красной… — Красную кокарду носили испанские патриоты, которые требовали возвращения испанского короля Фердинанда VII, отрекшегося от престола по требованию Наполеона в пользу его брата Жозефа.

51

С нагих высот Морены [54] в хмурый дол Стволы орудий смотрят, выжидая. Там бастион, тут ямы, частокол, Там ров с водой, а там скала крутая С десятком глаз внимательных вдоль края, Там часовой с опущенным штыком, Глядят бойницы, дулами сверкая, Фитиль зажжен, и конь под чепраком, И ядра горками уложены кругом.

52

Заглянем в день грядущий: кто привык Ниспровергать одним движеньем троны, Свой жезл подняв, задумался на миг, — Лишь краткий миг он медлил, изумленный. Но вскоре вновь он двинет легионы, Он — Бич Земли! — на Западе воскрес. Испания! Ты узришь гнев Беллоны, И грифы галла ринутся с небес, Чтоб кинуть тысячи сынов твоих в Гадес.

54

С нагих высот Морены… — Байрон проезжал через горы Сьерра-Морена до вторжения войск захватчиков, но население уже приготовилось к сопротивлению. «Были укреплены все проходы, через которые я проезжал на пути в Севилью», — уточняет он в примечании к данной строфе.

53

Ужель вам смерть судьба определила, О юноши, Испании сыны! Ужель одно: покорность иль могила, Тирана смерть иль гибель всей страны? Вы стать подножьем деспота должны! Где бог? Иль он не видит вас, герои, Иль стоны жертв на небе не слышны? Иль тщетно все: искусство боевое, Кровь, доблесть, юный жар, честь, мужество стальное!

54

Не оттого ль, для битв покинув дом, Гитару дочь Испании презрела, Повесила на иву под окном И с песней, в жажде доблестного дела, На брань с мужами рядом полетела. [55] Та, кто, иголкой палец уколов Или заслышав крик совы, бледнела, По грудам мертвых тел, под звон штыков, Идет Минервой там, где дрогнуть Марс готов.

55

…Дочь Испании…. с мужами рядом полетела. — Среди защитников города: Сарагосы во время осады мужеством и отвагой прославилась девушка Августина, прозванная Сарагосой.

55

Ты слушаешь, и ты пленен, но, боже! Когда б ты знал, какой была она В кругу семьи, в саду иль в темной ложе! Как водопад, волос ее волна, Бездонна глаз лучистых глубина, Прелестен смех, живой и нестесненный, — И слово меркнет, кисть посрамлена, Но вспомни Сарагосы бастионы, Где веселил ей кровь мертвящий взгляд Горгоны.

56

Любимый ранен — слез она не льет, Пал капитан — она ведет дружину, Свои бегут — она кричит: вперед! И натиск новый смел врагов лавину. Кто облегчит сраженному кончину? Кто отомстит, коль лучший воин пал? Кто мужеством одушевит мужчину? Все, все она! Когда надменный галл Пред женщинами столь позорно отступал?

57

Но нет в испанках крови амазонок, Для чар любви там дева создана. Хоть в грозный час — еще полуребенок — С мужчиной рядом в бой идет она, В самом ожесточении нежна. Голубка в роли львицы разъяренной, И тверже, но и женственней она И благородней в прелести врожденной, Чем наши сплетницы с их пошлостью салонной.

58

Амур отметил пальчиком своим Ей подбородок нежный и чеканный, И поцелуй, что свил гнездо над ним, С горячих губ готов слететь нежданный. — Смелей! — он шепчет. — Миг настал желанный, Она твоя, пусть недостоин ты! Сам Феб ей дал загар ее румяный. Забудь близ этой яркой красоты Жен бледных Севера бесцветные черты!

59

В краях, не раз прославленных на лире, В гаремах стран, где медлит мой рассказ, Где славит жен и циник, злейший в мире, Хоть издали, хоть прячут их от нас, Чтоб ветерок не сдул их с мужних глаз, Среди красавиц томного Востока Испанку вспомни — и поймешь тотчас, Кто жжет сильней мгновенным блеском ока, Кто ангел доброты и гурия Пророка.

60

О ты, Парнас! Ты мне сияешь въяве, Не сновиденьем беглым, не мечтой, Но здесь, во всей тысячелетней славе, Запечатленный дикой красотой, На этой почве древней и святой. Так я ли, твой паломник, о могучий, Тебя хоть краткой не почту хвалой: О, пусть услышу отклик твой певучий И муза крыльями взмахнет над снежной кручей.