Паломничество к Врагу

Зайцев Сергей Григорьевич

– Не надо, Никс, не строй из себя оскорбленную невинность. – Губы чужого чуть приподнялись, обнажая частую гребенку из кончиков клыков, что, по всей видимости, должно было изображать снисходительную улыбку. – Поверь мне, это знание не даст тебе ничего, кроме головной боли.

– Даже так. – Я усмехнулся: – Благодарю за заботу о моей голове. За эти дни на Шелте ей досталось… А что за хреновину ты достал из чемодана?

– Хреновина, как ты говоришь, называется Хранитель Душ.

– Честно говоря, мне это название ни о чем не говорит… Не желаешь просветить? Нет? Ну ладно,

а как ты узнал, что там, в чемодане, именно она? Ты что, заранее знал, что…

– Игра случая, ничего более. Всегда были и будут существа, для которых изучение или коллекционирование артефактов различных цивилизаций прошлого является смыслом жизни. Вероятно, к одному из таких любителей непознанного ты и вез заказ-посылку.

– И благополучно довез до тебя…

– На близком расстоянии между нами установилась мысленная связь.

– О, она еще и разумом обладает…

– Что-то вроде этого, – согласился лешук.

– Скажи мне лучше вот что… Транс полагает, что ты выполняешь задание Совета Федерации…

– У меня мало времени, чтобы ответить на этот вопрос сейчас… – Нкот на секунду умолк, о чем-то задумавшись.

– Ладно. Позже так позже. Что мне делать?

– Но можно устроить кратковременное слияние разумов, – закончил Нкот, как бы не слыша меня.

У меня мороз подрал по коже от подобного предложения.

– О нет, только этого мне не хватало. – Я сразу пошел на попятную. – Будем считать, что я не спрашивал…

Он уже смотрел на меня. В упор. Громадными зелеными глазищами. Сияние их стало столь ослепительным, что затмило цветовую пляску огней Фермы, и со мной что-то начало твориться. Перед глазами все поплыло, свет начал тускнеть…

– Нет, нет, нет, чужой! – в панике завопил я, но крик пропал впустую…

На меня обрушилась тьма и погребла под собой. Где-то за кадром родился голос, настойчиво шепчущий что-то на непонятном языке.

И развернулись величественные картины…

Когда я пришел в себя, то представлял собой монолитную уверенность в том, что от исхода дела, ради которого Нкот прибыл на Шелту, зависит существование нашего бренного мира. Сомнений больше не было – я должен был последовать за ним. Я слился с его заданием душой и телом и до кончиков ногтей ощущал, что все мои личные проблемы – лишь мелкая пыль на обочине жизни по сравнению с делом Нкота по спасению мира. И еще – я был ему нужен. Каким-то образом, пока для меня неясным, именно я мог ему помочь в решении этой глобальной задачи. И я хотел это сделать…

– Прекрасно, – сказал Нкот, на этот раз щедро обнажая клыки в своей неповторимой улыбке: словно разнял два ножовочных полотна. – Теперь пару слов о Нори. Ты угадал, я не смогу обеспечить ей безопасность, если она будет находиться вместе с нами. Она останется здесь. На Ферме.

Я кивнул, причем совершенно спокойно:

– Хорошо, Нкот. Но ты должен понимать, что я не хотел бы, чтобы с ней что-нибудь случилось…

– Не волнуйся. Ферма обеспечит ей наилучшую защиту, какую только можно пожелать.

Появился Целитель, и Нкот отвлекся:

– Транс, перенеси сюда из трассера пищу на три-четыре дня для одного человека.

Прежде

чем Целитель снова исчез, уже в обнимку с окостеневшим Отшельником, чужой повернулся ко мне:

– Рассказывая тебе о Ферме, транс забыл добавить, что подобные строения, возведенные хкаси, обладают псевдоразумом. Я умею обращаться с вещами хкаси. Пока твоя Нори будет находиться здесь, Ферма присмотрит за ней, и никто не сможет проникнуть на ее территорию в наше отсутствие, каким бы оружием незваный гость ни располагал, – это строение сможет выдержать ядерный удар. Сама же Нори сможет входить и выходить беспрепятственно.

– Три-четыре дня, говоришь… Но мы ведь можем и не вернуться?

– Маловероятно. Я обещал, что Нори благополучно покинет планету, а я имею дурную привычку держать свои обещания. Пора в путь, Никс.

– Подожди, Нкот. Я хотел попросить тебя об одном одолжении. Понимаешь, у меня теперь нет банкоса, и…

– Я это уже сделал.

– Сделал?

– Да, перевел сотню эталонов на банкос Нори. Плата за сегодняшний день.

* * *

В полном молчании мы вышли на крыльцо и «проскрипели» по пластодорожке. За калиткой чужой тактично приотстал, предоставив мне самому объясняться с Нори, ожидавшей нас возле трассера. Наши мысли не были для него секретом, но хотя бы видимость уединения нам была предоставлена.

Я подошел к ней и молча остановился.

Прислонившись к борту машины, Нори хмуро глядела себе под ноги.

– Никс… Кажется, твои подозрения подтвердились?

– Подозрения насчет чего, Нори? – безучастно уточнил я.

Она подняла голову, оторвавшись от разглядывания своих сапожек, и пристально посмотрела мне в глаза. Обычно светло-карие, ее глаза сейчас потемнели от тревоги.

– Мне придется остаться здесь?

Кто-то ее уже успел просветить, и этим «кто-то» был конечно же наш добрейшей души транс. Тем лучше.

Я коротко кивнул:

– Да, Нори.

Мое «я» как бы разделилось на две неравные составляющие – холодную, рациональную, которая преобладала, и крошечную эмоциональную, запрятанную глубоко внутрь и изнывающую в тоске от неспособности самовыразиться.

– Ферма тебя защитит от любых неожиданностей, – повторил я слова Нкота. – Для тебя вход и выход будет беспрепятственный, но больше войти никто не сможет, пока мы не вернемся.

Я скользнул глазами по плавным изгибам ее тела и ничего не отметил в душе – никаких теплых чувств, никакой реакции плоти.

Она снова уставилась себе под ноги, нервно кусая губы. Такой взволнованной мне ее еще видеть не приходилось.

– Я боюсь, Мастон. Я боюсь остаться одна. Если ваше путешествие действительно опасно, то я могу потерять тебя. Я… я люблю тебя.

Слова признания, эти три самых желанных слова для мужчины, эта формула любви, дались ей не без труда. Возможно, еще никому она не говорила таких слов. И совершенно точно, что еще никто в жизни не говорил таких слов мне. Но с таким же успехом Нори могла искать сочувствия у огородного пугала, набитого соломой и обвешанного старым тряпьем для устрашения пернатых. Эмоционально я был просто заморожен.