Паломники Бесконечности
Шрифт:
— Пива боцману! Пива! — воскликнул старпом. — Милые мои. И как это вы надумали посетить меня? Тронут. До слез тронут.
Расхаживая перед нами и потирая руки, старпом расточал свои зловещие шуточки и рассыпал учтивости, от которых мороз пробегал по спине. Но простодушный Джим старпомовские выкрутасы принял за чистую монету.
— Видите, какой Вольный Рыцарь, — подмигнул он нам. — Крут, но милостив. Все прощает.
— Верно, Джим! Верно! — рассмеялся старпом и распорядился принести нам обед. Меня он, однако, пригласил к себе в каюту.
Я увидел знакомый письменный стол, книжную полку, кровать. Дыра под ней
— Присаживайся, — неожиданно усталым голосом сказал старпом.
Я сел на единственный в каюте стул, старпом на кровать. Наигранной издевательской учтивости как не бывало. Передо мной совсем другой человек.
— Измаялся я, художник. Понимаешь? Ночами не сплю и все думаю, думаю. Помоги мне. Ты же не от мира сего, есть в тебе, как сказал бы капитан, что-то метафизическое. Об этом говорят, просто кричат твои картины. А тут еще мистический эпизодик, когда ты искромсал полкоманды. Как это тебе удалось? А? Может быть, почувствовал некий толчок иного мира? Не помнишь? Вот я и боюсь, что ты все понемногу забываешь. Угасает в тебе Сатана, вырождается в обыкновенного человека. И на кой черт ты мне тогда нужен? Скучно, одиноко мне будет без Сатаны, — усмехнулся старпом и, посерьезнев, продолжал: — Сейчас я чувствую себя на каком-то подъеме, на вершине горы, как сизифов камень… Извини, ты не понимаешь, о каком камне говорю.
— Нет, я все понимаю. Читал твои дневники.
— Читал? Вот и прекрасно. — Старпом с облегчением улыбнулся. — Так мы быстрее столкуемся.
И что-то дрогнуло в моей душе, отлегло от сердца. Сумел-таки этот мученик идеи-страсти расположить к себе, почти растрогать. Я поведал о своих сомнениях, какие возникали при чтении дневников, о смутных воспоминаниях и… о моей исчезнувшей картине.
— Вот как! — От изумления и радости старпом вскочил. — Даже исчезла! Ты сотворил не картину, а действительность? Грандиозно! Это надо записать и осмыслить.
Старпом сел на кровать, положил на стол чистую тетрадь и начал писать с сияющим, почти вдохновенным лицом. «Что бы ты запел, если бы узнал о моей мистической картине «Пепел»?» — подумал я.
— Грандиозно, — то и дело шептал старпом. — Сизифов камень на вершине… Я у цели.
Оторвавшись от тетради, старпом ткнул пальцем вверх, словно над нами не потолок каюты, а звездное небо.
— К чему этот вечный огненный поток? Что это? Чья-то дурацкая и злая выдумка? — задумчиво проговорил старпом. — Нет, тут тайна. Быть может, великая цель и великий смысл. Ты художник, вот ты и подумай: что вечно сияет над нами? Что это? Бред и бессмысленная мазня сумасшедшего живописца или гениальная композиция? Иди, художник, вспоминай и думай.
Я встал и направился к двери. И вдруг…
— Стой! Вернись! Осенило! Старпом встал и посмотрел на меня с каким-то завороженным видом, с почтительным страхом.
— Грандиозно! — шептал он. — Мистический эпизодик на палубе корабля — просто шуточка, отголосок, угасающее эхо былого могущества. А раньше… Помнишь мертвую Вселенную?
— Ну помню.
— Это же твоих рук дело.
— Не может быть! — воскликнул я, а сердце так и защемило: а почему, собственно, не может быть?
— Да, это ты сотворил ту жуткую действительность,
Я выбрался на палубу, пошатываясь. В голове кружилось. А тут еще нещадно палящее солнце, духота. Ко мне подошел Черный Джим с бокалом пенящегося прохладительного напитка:
— Освежитесь, милорд. Трудный разговор?
— Трудный, Джим. Очень трудный. — Я попытался улыбнуться и собраться с силами.
За столом сидели мои друзья. Боцман попыхивал трубкой, с виду невозмутимый и спокойный. Аннабель Ли и капитан вышли из шокового состояния и смотрели на меня с тревогой и надеждой. «Ну что? Как он там?» — спрашивали их глаза.
— Не знаю. Все зависит от меня. Вспомнить над что-то очень важное.
— Все уладится, леди и джентльмены, — пыталс развеселить нас Черный Джим, но чувствовал он себ похоже, не совсем спокойно. Да и выглядел как-то неважно. — Сейчас вы пообедаете, отдохнете. Да и мне надо покушать. Видите, как я исхудал? — пошут) Джим.
— Верно, Джим. Что-то ты осунулся и побледнел, — сказала Аннабель Ли.
— А вот и мой обед. — Джим показал на горизонт, где скапливались тучи, сверкали молнии и погромыхивал гром. Но гроза шла стороной. Джим взлетел, черной птицей догнал уползающую, свинцово клубящуюся тучу и скрылся в ней. Джим, догадывались мы, «обедает», насыщается живительной грозовой энергией, резвится в своей стихии.
Принесли и нам обед. Стюард в белоснежном кителе расставил на столе дымящиеся блюда и бутылки с вином. Был он молчалив, но предупредителен и вежлив. Вдали, на корме и в носовой части корабля прохаживались с мушкетами в руках наши охранники. Они тоже молчали, вели себя тихо и делали вид, что не замечают нас. Вышколил своих головорезов старпом здорово.
Мы проголодались, но пища что-то не очень шла в горло. Боцман часто вставал, подходил к борту и посматривал на опустевшие хижины и густо разросшиеся за ними джунгли. Когда старпом ушел, он подсел к нам и прошептал:
— Как бы сбежать отсюда?
— Куда уж нам. — На губах капитана искривилась такая горькая и безнадежная усмешка, что мне стало не по себе. Мужество окончательно покинуло капитана.
— А Черный Джим? — оживилась Аннабель Ли. — Он поможет.
— Вряд ли, — сказал я. — Он дитя грозовых морально нейтральных туч и сам нейтрален.
И в самом деле, не было Джиму до нас никакого Дела. Вернулся он из тучи с порозовевшими щеками и озорными глазами — этакий клубок неуемной искрящейся энергии. Он упругим шагом прохаживался по палубе, с громовым хохотком и подмигиванием подталкивал, задирал матросов. И от увесистых шуточек Джима у тех трещали бока.
После обеда я уединился под тенью лениво полоскавшихся парусов. Друзья не мешали, понимали, что мне надо вспомнить что-то такое, от чего зависит наша судьба. Но ничего, ни малейшего просвета не увидел я в бесконечных темных тоннелях прошлого. Во всяком случае, ничего нового, чем можно было бы хоть на время смягчить, ублажить старпома.
Часа через четыре, когда солнце уже клонилось к закату, из кают-компании вынесли кресло. Из своей каюты появился старпом.
«Начинается», — с тоской подумал я. Старпом сел в кресло и жестом подозвал меня к себе.