Память льда
Шрифт:
— Я-то почем знаю? — огрызнулся Штырь. — Но картинка совсем свеженькая. По всему чувствуется, ее нарисовали недавно.
— Ну так сотри ее, — усталым голосом произнесла Хватка.
Штырь выбрался из-под стола:
— Можешь сама попробовать, если такая умная. Картинка крепко припечатана охранительными заклинаниями. — Он выпрямился. — Это новая карта. Независимая, не связанная ни с одним из Домов. Хочу себе копию срисовать, под размер Колоды Драконов, а потом попробовать разгадать ее смысл… Можно, Хватка?
— Да, пожалуйста,
Колотун высунулся из-под стола. Чувствовалось, что затея мага не только пришлась ему по вкусу, но и взбодрила после бессонной ночи.
— Ты хорошо придумал, Штырь. Это меняет весь расклад. Если новая карта не противоречит остальным, можно будет прощупать, как она с ними связана, вычислить новые связи, новые отношения, а потом…
— Начать новую игру? Почему бы и нет?
— Я и так уже просадила все свои денежки, — простонала Деторан.
— Ну, положим, не только ты одна. Мы тоже здорово поиздержались, — напомнила ей Хватка.
— Ничего, в следующий раз все пойдет как по маслу. Вот увидите, — пообещал Колотун.
Штырь воодушевленно закивал.
— Вы уж простите, что мы тут не хлопаем в ладоши от радости, — процедила Мутная.
— Эй, Ходок, взгляни-ка и ты на картинку под столом, — велела баргасту Хватка.
Тот нехотя опустился на четвереньки и полез вниз.
— Темно. Я ничего не вижу.
— Посвети ему, любитель вонючих волос, — подсказал Штырю Колотун.
Маг хотел было что-то возразить, но затем просто махнул рукой. Сияние вернулось.
Ходок молча разглядывал изображение.
— Ну как? — спросила Хватка. — Ваши рисовали?
Баргаст встал и покачал головой:
— Нет, рхиви.
— Но рхиви не балуются с Колодой Драконов, — заметил Штырь.
— Баргасты тоже, — сверкнув зубами, ответил ему Ходок.
— Мне нужно раздобыть деревяшку, — сказал Штырь, вновь принимаясь скрести жидкую щетину на подбородке. — А еще потребуются стило, — продолжал он, не обращая внимания на остальных, — и кисть с краской.
Закончив перечислять необходимые ему вещи, маг выбрался из шатра. Хватка вздохнула и в который уже раз сердито посмотрела на Колотуна:
— Не удивлюсь, сапер, если ты всех нас рассорил с Седьмым взводом. Бедный Мураш чуть не помер, когда увидел, скольких монет лишился. Сейчас, поди, потрошит какого-нибудь вяхиря. Вырвет у птички печень и пошепчет над ней твое имя. Правда, может, удача тебе улыбнется — говорят, дуракам везет — и демон не захочет помочь сержанту.
— Нашла чем пугать, — засмеялся Колотун.
— Это не пустые слова, — предостерегла его Деторан.
— А на такой случай у меня припасена «ругань», и будь я проклят, если не прихвачу вас с собой полюбоваться на то, что станет с демоном.
— До чего ж ты заботливый, Колотун, — сказал ему Ходок.
Хватка зевнула:
— По-моему, нам пора валить отсюда.
Паран и Серебряная Лиса стояли чуть поодаль от остальных.
Минувшие часы были для капитана нескончаемым потоком мучений и боли — не столько телесной, сколько страданий воспаленного разума. Вместе с усталостью наступило и какое-то странное облегчение. Или безразличие, как у больного лихорадкой, когда очередной приступ миновал. Капитан молчал, боясь нарушить внутренний покой. Да и настоящий ли это покой? Вряд ли. Скорее иллюзия затишья в самом сердце бури.
«Нужно вытащить Рваную Снасть поближе к поверхности», — вспомнил Паран слова Скворца. Кажется, это ему удалось. Им было достаточно лишь обменяться взглядами, чтобы врата общих воспоминаний распахнулись и оттуда хлынули мощные потоки, едва не сбившие его с ног.
«Она — ребенок. Я смотрю в лицо собеседнице, и все во мне противится даже мысли о близости с нею, хотя не так давно она была взрослой женщиной. Но той женщины больше нет. Есть десятилетняя девочка».
Если бы его страдания ограничивались только этим. Сквозь сущность, принадлежащую Рваной Снасти, неистово стремилась пробиться другая, похожая на клубок колючей черной проволоки. Ночная Стужа, имперская колдунья, возлюбленная Беллурдана. Их отношения не были союзом равных, и теломенский маг послушно шел туда, куда его вела суровая подруга. Паран чувствовал, что эта женщина и теперь проявляла себя, демонстрируя волю, силу характера, ожесточение.
«Ночная Стужа до сих пор обижена. На кого же она злится? На Тайскренна, на Ласин, на всю Малазанскую империю, и одному только Худу ведомо, на кого еще. Она знает, что стала жертвой предательства… а вскоре случилось и другое предательство, погубившее Беллурдана».
— Не надо бояться т’лан имассов, — сказала Серебряная Лиса.
Паран встрепенулся:
— Ты так говоришь, потому что повелеваешь ими. Но нас всех не перестает терзать вопрос: что ты собираешься делать с этим бессмертным воинством? Для чего понадобилось их Слияние и чем оно обернется для нас?
Девочка вздохнула:
— Вы громоздите вокруг него столько сложностей, а на самом деле все очень просто. Т’лан имассы собираются, чтобы получить благословение. От меня.
— Но почему?
— Да потому, что впервые за сотни тысяч лет у них появилась новая заклинательница костей. Из плоти и крови. — Лицо девочки помрачнело. — Но важно другое: вначале нам понадобится их помощь. Вся сила, которая у них есть. Ты даже не представляешь, какие ужасы ждут нас там… в Паннионском Домине.
— Послушай, Серебряная Лиса, но тогда и другие должны узнать об этом твоем… благословении и уж тем более об угрозах, подстерегающих всех в Паннионском Домине. Бруд, Каллор.