Память льда
Шрифт:
Ему не нужно было дотрагиваться, чтобы понять: женщина мертва.
Сзади затопали сапоги. Целитель обернулся и увидел выбегающего на площадку Штыря. Тот получил удар по своему круглому шлему — налобник перекосился, выпали заклепки. По щеке течет кровь. Глаза дико выпучены.
— Сверху еще двадцать, Колотун! Ходунок держит их всех…
— Проклятый дурак! — Целитель закончил натягивать тетиву, наклонился над Дергунчиком. — Найди себе другой шлем и идем!
— Что с Дергуном?
— Еще поживет. Спеши, чтоб тебя!
Вся лестница
Колотун подоспел как раз на путь валящегося сверху клубка — сирдомины и среди них Ходунок, задевая за стены, катились на целителя кучей плоти. Лезвие меча Баргаста вонзилось Колотуну в плечо, потом выскользнуло, когда все падающие врезались в твердые ступени. Топоры, мечи, кинжалы, перчатки, шлемы и латы доставляли сцепившимся людям множество ран. Наконец их остановил поворот лестницы.
Ходунок высвободился первым, пинаясь, ударяя по куче кулаком и ножом. Колотун с проклятиями отскочил, спасаясь от ярости Баргаста. Плечо горело.
Еще миг — и на площадке слышалось только тяжелое дыхание.
Целитель повернулся, понял, что сзади стена, и тяжело оперся на нее. Уставился на Ходунка. — Ты поранил меня, урод!
Едва он договорил это, как слова замерли у него в горле. Высокий воин нес на себе столько ран, что Колотун не поверил бы, если бы сам не видел. Его порубили в куски. Тем не менее он даже не шатался. Ухмыльнулся целителю: — Поранил тебя? Отлично!
Колотун скривился: — Я понял, синезубая овчарка. Решил повеселиться без нас?
— Да. Где Дергун, Дета и Штырь?
— Лежат внизу. Дета мертва. Дергунчика придется нести. Судя по стуку, Штырь все ищет новый шлем.
— Они все слишком большие, — буркнул Ходунок. — Нужно найти кухню и стащить чашку.
Целитель оторвал себя от стены. — Отличная идея. Пойдем. Только учти — повара здесь злые.
Истекающий кровью Баргаст двинулся мимо целителя.
— Ходунок.
Тот помедлил. — Что?
— Штырь сказал, двадцать.
— Да.
— Все мертвы?
— Может, половина. Остальные убежали.
— Ты их так напугал?
— Думаю, это все власяница Штыря. Идем, целитель.
Голова Тука качалась, как и видимые им стены коридора. Тоол куда-то нес его. Он переступил через пару трупов.
Мой брат. Он так назвал меня.
У меня нет брата.
Только мать.
И бог. Провидец, где ты? Ты не придешь за мной? Волк умирает. Ты победил. Освободи меня, Повелитель Всего. Пусти через врата Худа.
Они дошли до арки двери. Сама дверь лежала на полу. Доски с торчащими медными гвоздями заскрипели под ногами Тоола. Перед ними предстала большая — двадцать шагов — комната. Когда-то ее заполняли странные механизмы — орудия для палачей — но все было превращено в труху. Части валялись вдоль стен, словно сломанные кости зверя.
Жертва гнева… была ли это работа Тоола? Этой неупокоенной, лишенной эмоций… вещи?
Внезапный лязг мечей со стороны
Т'лан Имасс остановился. — Я должен положить тебя.
Вниз. Самое время.
Тук согнул голову, когда Тоол осторожно положил его на пол. В проеме двери встала фигура — воин в белой эмалевой маске с двумя рубцами. В каждой руке по мечу. О, я его знаю. Или нет?
Человек не шевелился, просто смотрел, как Тоол отступает от Тука. Изрубленный Т'лан Имасс снял двуручный меч с крючка. — Мок, Третий среди сегуле, когда ты покончишь со мной, ты заберешь Тука Младшего из этого места?
Лежащий на боку Тук увидел, как маскированный воин согласно кивнул. Мок, проклятый дурак. Ты готов убить моего друга… моего брата.
Смазанное движение — воины сошлись слишком быстро, чтобы Тук мог уследить. Сталь зазвенела о камень. Искры озарили стены комнаты и сломанные пыточные машины — вспышки озарения, танцующие на металле и дереве всполохи. Туку казалось, что это освобождены все вобранные этими механизмами за несчетные годы мучения.
Этими искрами.
Этими воинами… и всем, что таится в их темных душах.
Свободны, извиваются, пляшут как укушенные пауком, дерзают ответить…
Ответить…
Где-то внутри — битва продолжалась, маскированный теснил Т'лан Имасса все дальше — зашевелился волк.
Ловушка. Его согнутый, но не сломанный механизм, клетка ребер… Он все ближе видел разбитый остов… чего-то. Массивный брус, его конец закован в черную твердую бронзу. Покрыт клочьями кожи и меха.
Клетка, клетка.
Тук Младший сунул под себя сломанную руку, уперся в камни гноящимся, изуродованным плечом, почувствовал, как рвется плоть, когда он поворачивается, подтягивает ноги, чтобы встать на колени. Затем руки, сжать кулаки, упереться в плиты. Встать, перенести вес на бедра — они скрипят и грозят подломиться. Мышцы и сухожилия истончились.
Он снова уперся руками, поднял колени, вставая на узловатые штуки, что когда-то называл ногами.
Равновесие. Сейчас. И потом.
Дрожа, покрывшись потом под неузнаваемыми обрывками туники, Тук медленно выпрямился. Голова кружилась и готова была отключиться. Но он стоял.
Крюпп задохнулся, поднимая ее, кладя ее руку себе на шею. — Ты должна коснуться, подруга. Этот мир — он сделан для тебя. Понимаешь? Дар — есть те, кого нужно освободить.
Освободить.
Да, она понимает это слово. Она жаждала его, молилась ему, склоняла голову перед его алтарем. Свобода. Да, это имеет смысл.
Как и эти ледяные воспоминания, падающие и падающие на нас.
Освободить… напитать землю…
… высвобождение смысла, эмоций, дар истории — земля под ногами. Ее слои, так много слоев…
Напитать землю.
Что это за место?
— Протяни руку, дражайшая Майб. Крюпп умоляет тебя! Коснись…
Она подняла трясущуюся руку…