Память сердца
Шрифт:
Другая игра состояла в том, чтобы рассказывать по очереди сцены из будущего, где мы все, конечно же, являлись героями. Мы никогда не записывали этих невероятных приключений. Прежде всего, их было слишком много и каждый вечер приносил все новые. И затем, для нас они были не более чем забавой. Психоаналитики! Простите нам наше неведение. Мы не знали, что вы существуете.
Ели мы отдельно, в детской, под присмотром воспитательницы двоих старших детей. У меня была только няня, но я ела вместе со старшими, усаженная на высоком стуле. Когда родители заканчивали свой обед, мы чинно дефилировали перед мамой, чтобы получить «canard» — драгоценный кусочек сахара обмакнутый в кофе, наслаждение которое
Мои родители много принимали: писатели, философы, художники — весь артистический и интеллектуальный мир бывал у нас. Я думаю, что менее многочисленными были музыканты и композиторы. Из-за непонимания как музыки, так и идей Скрябина отношения между ними были подчас натянутые. Безусловно, я поняла все это гораздо позже. В младенческом же возрасте я была убеждена, что весь мир живет в дружбе и согласии, и что никто не может испытывать недружественных, а тем более враждебных чувств, к таким совершенно замечательным людям, как мама и папа, которых мы обожали (я употребляю это слово в своем первичном смысле) и которые, в самом деле, были лишены недостатков и слабостей.
Иногда, во время посещений, нас приводили поздороваться с гостями. Мы были заново причесаны и иногда даже переодеты, если злополучное пятно успевало загрязнить одежду. Проверив чистоту рук, которые должны были быть безупречными, нас подводили к посетителям. Девочки должны были сделать реверанс, а Юлиан — поклониться и шаркнуть ножкой. Конечно же, нас осыпали комплиментами, что нам отнюдь не было неприятно. На самом же деле, мама, боясь, что наше положение детей знаменитого отца, немного вскружило нам голову и, гордые своим «титулом» мы считаем себя высшими существами, не была расточительна на комплименты. Она нас хвалила, когда нам удавалось сделать что-то сложное, но следила, чтобы знакомые не обращались с нами, как с существами исключительными. Некоторые поклонники моего отца поступали именно так. Она сдерживала любую тенденцию к проявлению мелкого тщеславия и к внешне показному поведению вне узкого семейного круга. Особенно сложно было с моим братом, из которого многие импрессарио, видя его музыкальный талант, охотно и легко могли бы сделать вундеркинда. Мама всячески этому противилась, ухитряясь даже скрывать их попытки от моего брата.
Впрочем, Юлиан абсолютно не стремился выставлять себя перед посторонней публикой. Он любил играть на фортепиано для себя и работал по 2–3 часа в день, оставляя время на занятия, игры и чтение. И мама принимала этот режим дня, который позволял ему счастливо проживать свое детство.
Возвращаюсь к нашим гостям. Церемония завершалась и мы спешили к нашим детским занятиям. Тем не менее, некоторые гости очень возбуждали наше любопытство. Прежде всего — поэты и актеры, которые любили читать свои произведения и декламировать отрывки из известных пьес. Мы очень огорчались, что не могли присутствовать на этих представлениях. Не могли не только потому, что большая их часть проходила по жестко установленному ритуалу: после вечернего чая, в то время, когда дети уже обязаны были спать и которые оканчивались поздно ночью, а также и потому, что подавляющая часть этих текстов не предназначалась для наших юных ушей. Но любопытство было сильнее всего, и однажды мы решили нарушить запрет и слушать за дверью то, что от нас скрывали.
Экспедиция готовилась очень тщательно. Бабушка, которая следила за нашим сном в то время как наши родители были заняты, сама была загружена делами, наблюдая за обслуживанием и проведением этих сеансов, и не считала нужным совершать тихие обходы, чтобы проверить, все ли спят.
Итак, около половины одиннадцатого, вечером, когда мы узнали, что состоится чтение Шекспира, мы встали с постелей. У Ариадны
Так протекало счастливое детство в атмосфере дружной семьи. Будущее приоткрывалось полное обещаний. В январе 1915 г. в четвертый раз отпраздновали мой день рождения. Дети ужинали за столом взрослых и, следуя семейному обычаю, я решала выбор блюд. На самом же деле, мне подсказывали старшие сестра и брат, и я принимала их предложения. Нужно сказать, что это был единственный случай, когда мы могли высказывать свои вкусы и пристрастия в еде; в обычное время, если один из нас заявлял: «я не люблю того или этого», — мама отвечала: «ну хорошо, ты можешь записать это в свой дневник», и спокойно подавала блюдо.
Пришла весна и в один из дней нам сказали, что нужно в себя тихо, так как папа болен. Вначале мы выполняли указание без особого беспокойства, с каждым случается болеть. Позвали домашнего врача, друга семьи, который всех нас лечил и обычно через несколько дней все были здоровы. Но скоро мы поняли, что в этот раз все иначе. Прежде всего, к нашему доктору, который кроме врачебных визитов, также приходил просто играть с папой в шахматы, присоединились другие врачи, серьезные и важные господа. Они подолгу оставались в комнате больного.
Мы почти не видели маму и даже бабушку, проводя дни с воспитательницей и няней. Однажды вечером нас отправили ночевать к друзьям, и когда мы вернулись, мама не могла больше сдерживать слезы. Я помню прикосновение ее мокрой щеки, когда она поцеловала меня.
Дверь спальни была закрыта. Потом она открылась и нас пригласили войти, чтобы сказать последнее «прощай» папе. Двое старших приблизились немного к гробу. Няня взяла меня на руки и осталась на пороге. Вероятно, меня сочли слишком маленькой, чтобы увидеть смерть вблизи. Я заметила, что он был покрыт белой тканью до самых губ. Позже я узнала, что нижняя часть лица носила следы операции, проведенной напрасно, когда была потеряна последняя надежда.
Я оставалась только несколько мгновений на руках няни, потом мы вышли и дверь захлопнулась. Нас попросили быть в детской и не шуметь. Ненужная просьба: мы покорились скорби, которая придавила всех своей тяжестью. Все говорили приглушенными голосами и мы тоже не осмеливались говорить громко.
Потом наступил день похорон. Ариадна и Юлиан были допущены присутствовать на литургии. Я оставалась с няней в пустой квартире. Церковь была как раз напротив дома. В праздники мы могли наблюдать процессии, например в пасхальную ночь. В какой-то момент няня поднесла меня к окну и я увидела, как люди вынесли из церкви гроб папы, весь в цветах. Позади гроба толпа людей и снова цветы, цветы! Это не было печально, это напоминало праздничную процессию.
Няня сказала мне: «Видишь, папа отправился в рай…» Спасибо няне за эти слова, благодаря ей, моя первая встреча со смертью была окрашена мистической надеждой.