Память, Скорбь и Тёрн
Шрифт:
Тайны! — сердито думал Саймон. — Опять эти тайны! У Бинабика тайны, у Моргенса были тайны, ситхи полны тайн! Я ничего больше не хочу знать ни о каких тайнах! За что мне такое наказание? Почему все всегда навязывают мне свои ужасные тайны?!
Некоторое время он беззвучно плакал, обхватив руками колени, мечтая о невозможном.
Они достигли восточных окраин Диммерскога вечером следующего дня. Лес прятался под толстым одеялом белого снега, но тем не менее казался, как говорил Бинабик, Обителью Призраков. Путешественники не вошли под его покровы, больше того, им вообще не хотелось идти в ту сторону, настолько была полна запретов атмосфера
Они двигались почти бесшумно. Копыта лошади Саймона мягко скрипели по снегу колонноствольных залов Диммерскога, под сверкающей белой крышей засыпанных снегом ветвей. Кто мог знать, куда ведут эти переходы? Может быть в темное, злобное сердце леса, где едино дыхание деревьев, где они передают друг другу бесконечные слухи, когда трут друг о друга чешуйчатые ветви под злобным выдохом ветра сквозь прутья и замерзшие листья.
На этот раз они снова разбили лагерь на открытом месте, хотя Диммерског скорчился совсем рядом, как спящее животное. Никто из них не хотел проводить ночь под покровом леса — особенно Слудиг, который вырос на страшных историях об омерзительных тварях, крадущихся по ночам по белым коридорам леса. Ситхи, казалось, все было безразлично, но Джирики провел часть вечера, смазывая свой клинок из волшебного дерева. Снова путники сгрудились у открытого огня, и весь длинный вечер напролет восточный ветер, словно бритва, пронизывал их, насылая неукротимые струи снежных вихрей и забавляясь в верхних пределах Диммерскога. Когда они засыпали в эту ночь, их окружали тихие звуки потрескивающего леса и ветвей, трущихся друг о друга под ударами ветра.
Еще два дня медленной езды вдоль леса через последний участок открытой ледяной земли — и они оказались у подножия гор. Равнина была все такой же унылой, днем ледяная корка сверкала так, что у Саймона голова болела оттого, что он постоянно прищуривался, но казалось, что погода чуть-чуть потеплела. Снег все еще падал, но острый ветер уже не пробивался сквозь плащ и куртку, как прежде, близ широкой стены гор.
— Смотрите! — крикнул Слудиг, показывая вверх, на наклонный выступ предгорья.
Сначала Саймон не увидел ничего, кроме вездесущих камней и деревьев, одетых снегом. Потом, скользя взглядом по линии низких холмов к востоку, он заметил какое-то движение. Две фигуры странной формы — а может быть четыре, причудливо связанные, — виднелись на вершине хребта, меньше чем в полумиле от них.
— Волки? — нервно спросил он.
Бинабик на Кантаке отделился от отряда, дал товарищам время отойти, потом сложил рупором руки в перчатках.
— Ях аконик мий-айа ну тутусик, хениматук? — его слова разнеслись быстрым эхом и замерли среди покрытых снежной пеленой гор. — На самом деле мы не имеем должности кричать, — прошептал он удивленному Саймону. — Выше в горах это может вызывать снежный оползень.
— Но кого ты…
— Шшш, — Бинабик махнул рукой. Через мгновение фигуры ближней дорогой двинулись вниз по хребту, к путешественникам. Теперь Саймон видел, что это были маленькие люди верхом на круторогих баранах. Тролли!
Один из них что-то крикнул. Бинабик внимательно выслушал и с улыбкой повернулся к товарищам.
— Они хотят знать, куда мы идем, не пожирающий ли людей риммер с нами и не пленник ли он?
— Дьявол
Улыбка Бинабика стала шире, и он снова повернулся к хребту.
— Бинбиниквегабеник эа сикка! — крикнул он. — Ук сиккан мохинак да Йиджарьюк.
Две круглых головы в меховых капюшонах посмотрели на них тупо, как попавшие на солнце совы. Потом один из них постучал себя по груди, другой маленькой рукой в меховой варежке описал широкий круг, и, повернув своих баранов, они в облаке снежной пыли поехали вверх по хребту.
— И что это все значит? — раздраженно спросил Слудиг.
Улыбка Бинабика выглядела несколько натянутой.
— Я сказал им, что мы собираемся идти на Урмсхейм, — объяснил он. — Один давал знак питать страх перед злом, другой употребил заклятье против сумасшедших.
Поднявшись в горы, они разбили лагерь в маленькой пещере, выдолбленной в кайме покрова Урмсхейма.
— Вот здесь мы будем оставлять лошадей и те вещи, которые будут в дальнейшем без необходимости, — сказал Бинабик, осмотрев защищенное место.
Джирики подошел к входу в пещеру и прислонился спиной к камню, глядя на скалистую, покрытую снегом голову Урмсхейма, с западной стороны окрашенной заходящим солнцем в розовый цвет. Ветер развевал его плащ и взлохматил, волосы, обрамлявшие его лицо подобно лиловатым облакам.
— Прошло очень много времени с тех пор как я в последний раз видел это место, — сказал он.
— А ты раньше уже влезал на эту гору? — спросил Саймон, возясь с пряжкой подпруги своей лошади.
— Я никогда еще не видел противоположной стороны пика, — ответил ситхи. — Это будет чем-то новым для меня — самая восточная область хикедайя.
— Норнов?
— В Дни Расставания все, что лежит к северу от этой горы, было уступлено им, — Джирики пошел обратно в пещеру. — Киушапо, ты и Сиянди приготовите укрытие для лошадей. Смотри, под наклонными камнями растет кустарник, это может вам пригодиться, если не хватит сена. — Тут он перешел на язык ситхи. Аннаи и двое других ситхи немедленно принялись устраивать лагерь, более постоянный и удобный, чем любой из тех, какими наслаждался отряд с тех пор, как покинул охотничий домик.
— Эй, Саймон, смотри, что я приносил! — крикнул Бинабик. Юноша прошел мимо троих солдат, раскалывавших только что срубленные небольшие деревья на дрова. Тролль сидел на корточках, вытаскивая обернутые промасленной кожей предметы из седельной сумки. — Кузнец в Наглимунде думал, что я настолько же безумный, насколько маленький, — улыбнулся Бинабик, когда подошел Саймон. — Но он изготовлял для меня все, чего я желал.
Из развязанных мешочков посыпались очень странные предметы: покрытые гвоздями металлические пластины с кожаными ремнями и пряжками, странные Молотки с острыми концами и нечто вроде упряжи для очень маленьких лошадей.
— Что это такое?
— Для уговаривания и покорения гор, — самодовольно улыбнулся Бинабик. — Даже кануки, очень быстроногие жители, не влезают на очень высокие вершины, когда совсем не готовы к этому. Смотри, вот это, чтобы надевать на сапоги. — Он показал на пластины с гвоздями. — А это ледяные топоры — они имеют большую пользу. Слудиг, с несомненностью, узнает их.
— А сбруя?
— Чтобы мы могли связывать себя вместе. Если идет дождь со снегом или если прибежала лавина, или если лед слишком тонкий, когда один упадет, другие могут удерживать его тяжесть. Если бы я имел время, то приготовлял бы упряжь и для Кантаки тоже. Она будет огорчаться, оставаясь сзади, и мы будем иметь грустное расставание, — смазывая и полируя все это, тролль напевал себе под нос тихую мелодию.