Память, Скорбь и Тёрн
Шрифт:
Маленький человек был очень слаб и обезумел от страха.
Мириамель без особого труда заставила его оставаться на месте. Она была потрясена, когда незнакомец разразился слезами. Его круглое коричневое лицо было беззащитным, как у ребенка.
— Что это может значить? — встревоженно спросила она. — Он считает, что здесь какая-то опасность!
Изгримнур снова покачал головой. Он помогал Кадраху удерживать лодку в одном положении, чтобы она не врезалась в заросший берег, когда они проходили изгиб протоки.
— Кто знает? Опасное животное или целый отряд других болотных людей, которые воюют с этими ребятами? А может, это просто языческое суеверие вроде пруда,
— А может быть, речь идет о том, что опустошило деревню Тиамака, — сказал Кадрах. — Смотрите!
Вранн снова сел, пытаясь вырваться из рук Мириамели.
— Йиа ганта, — простонал он.
— Ганта, — выдохнула Мириамель. — Ганты? Но Тиамак сказал…
— Тиамак мог обнаружить, что он ошибался. — Голос Кадраха упал до шепота.
На противоположной стороне протоки, открывшейся, когда лодка прошла поворот, протянулось огромное причудливое сооружение. Оно могло бы быть построено в подражание Деревенской Роще, потому что это тоже было крупное поселение. Но в то время как деревня явно была творением человеческих рук, это бесформенное строение из глины, листьев и веток, поднимавшееся от земли на несколько человеческих ростов и чуть ли не в фарлонг длиной, столь же явно никакого отношения к людям не имело. Жужжащий, щелкающий звук исходил от него и разносился по Вранну — тяжелое облако шума, как будто целую армию сверчков заперли в гулкой сводчатой комнате. Некоторые из строителей гигантского гнезда были хорошо видны даже с противоположной стороны широкого канала. Они двигались в своей характерной манере, шныряя туда и обратно сквозь черные двери гнезда и проворно переползая с одного обломка ветки на другой.
Мириамель одновременно испытывала почти суеверный ужас и некое смешанное с отвращением очарование. Судя по величине этого гнезда, более сотни ужасных существ прячутся под грудой грязи и палок.
— Мать Узириса! — прошептал Изгримнур. Он развернул лодку и усердно работал шестом, двигаясь назад, вверх по течению, до тех пор пока плоскодонка не прошла поворот и ужасное зрелище не скрылось из глаз. — Что это за адские твари?
Мириамель поежилась, вспомнив глаза, которые с издевкой наблюдали за ней во время купания, — черные капли смолы на нечеловеческом лице.
— Это те ганты, про которых рассказывал Тиамак.
Больной вранн, до этого момента испуганно молчавший, неожиданно замахал руками.
— Тиамак! — хрипло сказал он. — Тиамак ниб дуноу йиа ганта! — Он показал назад, туда, где находилось гнездо, скрытое от них зеленой стеной.
Принцессе не нужно было знать язык Вранна, чтобы понять, в чем дело.
— Тиамак там! О Боже, спаси его, он в этом гнезде! Ганты поймали его!
8
ТЕМНЫЕ КОРИДОРЫ
Ступени были крутыми, а сумка тяжелой, и все-таки Рейчел с трудом сдерживала радость. Всего один переход оставался ей теперь — только один раз ей придется, преодолевая страх, пройти через верхние комнаты, где вечно толпится народ, — и все будет кончено.
Пройдя через темную площадку и спустившись примерно на половину лестничного пролета, Рейчел остановилась и осторожно поставила на пол свою ношу, стараясь, чтобы не звякнули горшки. Дверь была прикрыта тем, что, по убеждению Рейчел, было самым старым и пыльным гобеленом во всем замке. Ей пришлось оставить его невычищенным, чтобы ее убежище трудно было обнаружить и можно было бы беспрепятственно пользоваться дверью каждый день. Все ее существо протестовало каждый раз, когда ей приходилось касаться заплесневелой
Рейчел тщательно смазала древние петли, и, когда она приподняла гобелен и нажала на ручку, дверь приоткрылась почти беззвучно. Она перетащила сумку через низкий порог, позволив гобелену занять прежнее положение. Теперь двери снова не было видно. Она сняла чехол, прикрывавший лампу, поставила ее в высокую нишу на стене и принялась распаковываться.
Вынув последний сосуд и аккуратно нарисовав на крышке изображение его содержимого при помощи соломинки, смазанной ламповой копотью, она отступила на шаг, чтобы полюбоваться своей кладовой. Весь последний месяц она усердно работала, изумляя даже себя своим смелым воровством. Теперь ей нужен был только мешок сухих фруктов, который она присмотрела во время сегодняшнего налета, — и тогда можно будет всю зиму не покидать убежища. Фрукты были необходимы — их недостаток в пище может вызвать судороги, если не что-нибудь похуже, а она не может позволить себе болеть — некому будет за ней ухаживать. Пришлось все очень хорошо спланировать, чтобы приготовиться к одинокой зиме, — в замке, конечно, не оставалось уже никого, кому она могла бы довериться.
Рейчел терпеливо подбирала подходящее место для убежища. Маленькая монашеская келья, расположенная в глубине подземных помещений Хейхолта, великолепно подходила для ее целей. Благодаря непрекращающимся налетам на замковую кухню она быстро стала кладовой, до такой степени набитой продуктами, что многие жители измученного голодом и войной Эркинланда могли бы ей позавидовать. Кроме того, несколькими лестничными маршами выше она обнаружила еще одну пустующую комнату. Она была не так хорошо спрятана, как убежище Рейчел, но зато в ней было крошечное окошко над самой землей. Оно выходило к одной из водосточных труб Хейхолта. В кладовой Рейчел уже был бочонок с питьевой водой, а пока продолжались снег и дожди, она могла каждый день набирать по ведру воды из желоба и таким образом сохранять на будущее свой драгоценный запас.
Помимо всего этого она унесла несколько смен белья, пару теплых одеял, соломенный матрас и стул — роскошный стул, восхищалась Рейчел, даже со спинкой. Были и дрова для маленького очага, а уж банок с маринованными овощами, солонины и сухарей было столько, что свободным оставался только узкий проход от двери до постели. Но игра стоила свеч. Она знала, что в этой тайной комнате, набитой продовольствием, она легко продержится б'oльшую часть года. Что произойдет, когда провизия кончится, какое событие могло бы заставить ее покинуть свою нору и выйти на солнечный свет, Рейчел не знала… но она не могла позволить себе беспокоиться об этом. Она будет жить в безопасности, держать свое гнездо в чистоте и ждать. Этот урок был вбит в нее с детства: делай, что можешь, а в остальном доверься Богу.
В эти дни Рейчел очень много думала о своем детстве. Постоянное одиночество и необходимость все время скрываться способствовали этому, сокращая физическую активность и отбрасывая ее назад, в страну воспоминаний, в поисках утешения и развлечения. Она думала о той Эйдонмансе, когда боялись, что отец ее заблудится и замерзнет в снегу, о соломенной кукле, которую сделала для нее сестра, — о вещах, что не приходили ей в голову уже много лет. Воспоминания, как продукты, плававшие в соленой глубине собранных ею горшков, только и ждали, чтобы их снова вытащили на свет божий.