Память, Скорбь и Тёрн
Шрифт:
— Монах не пришел, потому что я вбил ему голову в плечи или что-то в этом роде! — прорычал Элиас, устраиваясь на жестком неудобном сиденье. — Я буду счастлив, если никогда больше не увижу его лупоглазой рожи. — Элиас закашлялся и закрыл лихорадочно блестевшие глаза. В этот момент он меньше всего походил на счастливого человека.
— Он причинил вам беспокойство? Так грустно слышать это, мой король! Может быть, вы расскажете мне, что случилось, и я прослежу, чтобы с ним… разобрались. В конце концов, я всего лишь слуга вашего величества.
— Да, — сухо сказал Элиас. — Это так. — Он издал
В дверях раздался осторожный кашель. Там стояла маленькая темноволосая женщина. Казалось, что она еще не очень стара, но ее желтоватое лицо избороздили глубокие морщины. Какой-то знак — может быть, буква какого-то незнакомого королю языка — был вытатуирован у нее на лбу, прямо над переносицей. Женщина двигалась так легко, что казалось, она стоит, слегка раскачиваясь, и подол ее бесформенного одеяния касается пола, а костяные амулеты, которые она носила на шее и у пояса, тихо позвякивали.
— Муншазу, — сказал Прейратс королю, — служанка из моего дома в Нарракси. — Он повернулся к смуглой женщине. — Принеси королю что-нибудь выпить. Мне ничего не надо. Теперь иди.
Она повернулась. Ее амулеты легонько затрещали, сталкиваясь, и женщина исчезла.
— Прошу прощения, что перебил вас, — сказал алхимик. — Вы собирались рассказать о своих затруднениях с Хенгфиском.
— Забудь о монахе. Он ничтожество. Я просто проснулся внезапно и увидел, что он стоит надо мной и смотрит. Стоит прямо над моей кроватью! — Король встряхнулся, как мокрая собака. — Боже, но у него лицо, которое может вытерпеть только родная мать! И эта проклятая вечная улыбка… — Элиас покачал головой. — Вот я и ударил его — дал ему попробовать моего кулака. Он перелетел через всю спальню. — Король рассмеялся. — Это научит его, как шпионить за мной, пока я сплю. Мне нужно спать. Я очень мало…
— Вы поэтому пришли ко мне, господин? — спросил Прейратс. — Я мог бы помочь вам — у меня есть особый воск, его нужно только зажечь в миске у вашей постели…
— Нет! — сердито отрезал Элиас. — И монах не имеет к этому никакого отношения. Я пришел, потому что видел сон.
Прейратс осторожно посмотрел на него. Кожа над глазами — там, где у обычных людей расположены брови, — вопросительно поднялась.
— Сон, господин? Конечно, если вы об этом хотели со мной поговорить…
— Не такой сон, будь ты проклят! Ты знаешь, о чем я говорю! Я видел сон!
— A-а… — Священник кивнул. — И это обеспокоило вас.
— Да, черт возьми, обеспокоило, клянусь священным древом! — Король вздрогнул, приложил руку к груди и разразился новым приступом раздирающего легкие кашля. — Я видел скачущих ситхи! Детей Рассвета! Они скакали в Эрнистир!
У дверей раздалось слабое щелканье. Муншазу снова появилась на пороге. Она несла поднос с высоким керамическим кубком, покрытым ржаво-красной глазурью. Кубок дымился.
— Очень хорошо. — Прейратс вышел вперед, чтобы взять поднос из рук женщины. Ее маленькие блеклые глаза наблюдали за хозяином, но лицо оставалось бесстрастным. — Теперь можешь идти, — процедил священник. — Вот, ваше величество, выпейте это. Питье смягчит
Элиас подозрительно принял кубок и пригубил.
— На вкус это обычное пойло, которое ты мне всегда даешь.
— Нечто… подобное. — Прейратс вернулся на свое место у заваленного книгами сундука. — Не забывайте, ваше величество, у вас особые нужды.
Элиас сделал еще один глоток.
— Я видел бессмертных — ситхи. Они ехали воевать со Скали. — Он оторвался от кубка и обратил взгляд зеленых глаз на священника. — Это правда?
— То, что мы видим во сне, не всегда бывает полностью верно или полностью лживо… — начал Прейратс.
— Да отправит тебя Господь в самый темный круг ада! — закричал Элиас, приподнимаясь в кресле. — Это правда?
Прейратс склонил безволосую голову:
— Ситхи оставили свой дом в лесной чаще.
Зеленые глаза Элиаса грозно сверкнули.
— А Скали?
Прейратс медленно двинулся к двери, словно собираясь сбежать.
— Тан Кальдскрика и его вороны… снялись с лагеря.
Король со свистом выдохнул и вцепился в рукоять Скорби; на его бледной руке выступили жилы. Из ножен показалась часть серого меча, пестрая и блестящая, как спина рыбы-копья. Факелы в комнате, казалось, выгнулись, как будто Скорбь притягивала их.
— Священник! — зарычал Элиас. — Если ты немедленно не заговоришь быстро и ясно, то твое сердце бьется сейчас в последний раз!
Вместо того чтобы раболепно склониться, Прейратс выпрямился. Факелы снова затрепетали, и черные глаза алхимика потускнели. На мгновение белки их исчезли, словно глаза были втянуты в голову и остались только черные дыры в потемневшем черепе. Гнетущее напряжение охватило башенную комнату. Прейратс поднял руку, и пальцы короля судорожно сжали длинную рукоять меча. Постояв мгновение неподвижно, Прейратс аккуратно провел по воротнику красной рясы, как бы поправляя его, чтобы лучше сидел, и снова опустил руку.
— Простите, ваше величество, — сказал он, позволив себе чуть насмешливо улыбнуться. — Часто бывает, что советник хочет оградить своего господина от неприятных известий. Вы видели правду. Ситхи пришли в Эрнистир, и Скали разбит.
Элиас долго смотрел на него:
— Как это отразится на твоих планах, священник? Ты ничего не говорил о Детях Рассвета.
Прейратс пожал плечами:
— Потому что это не имеет значения. Этого можно было ожидать, с тех пор как события достигли определенной точки. Возрастающая активность наших… наших благодетелей рано или поздно должна была вызвать недовольство ситхи. Но это не должно нарушить никаких планов.
— Не должно? Ты хочешь сказать, что ситхи ничего не значат для Короля Бурь?
— Он очень долго строил свои планы. Во всем этом для него нет ничего неожиданного. По правде говоря, королева норнов предупреждала меня, что нечто подобное может произойти.
— Ах вот как, она тебя предупреждала! Ты неплохо информирован, Прейратс. — Ярость в голосе Элиаса все еще не угасла. — Тогда, может быть, заодно ты скажешь, что случилось с Фенгбальдом? У нас нет о нем никаких сведений. Удалось ему выгнать моего брата из его логова?