Памяти достойны
Шрифт:
Лейтенант лежал в огромной воронке, рядом с ломаной линией окопов.
– Как звали его?
– Спросил Олег у Егорова.
– Евгений Иванович Маслов, - вздохнул тот и стал вглядываться в поле.
Егоров достал связку гранат, потёр её зачем-то рукавом.
– Всё, браток, не поминай лихом, - сказал Егоров и пополз вперёд.
Чернов оглянулся - на окопы полз немецкий танк.
Олег закрыл лейтенанту глаза, укрыл его лицо платком и стал заваливать землёй. Потом подхватил автомат и побежал к окопам.
Ба-бах!
– Жив? Ты живой? Эй, ты меня слышишь?
– И Олега затрясли за плечи.
– Живой я, - буркнул Олег, смахивая грязь с лица.
– Чем это меня?
– Мина, с войны осталась.
Олег смахнул грязь с лица и увидел перед собой Маслова, рядом толпились парни в камуфляже.
– В голове немного гудит, - растеряно сказал Чернов, не веря своим глазам.
Седой поднялся и подал руку.
– Пойдём к палаткам, там в себя придёшь.
У палаток Олег умылся и переоделся в выцветший, но ещё в хорошем состоянии камуфляж. Затем его накормили кашей. Рядом с ним, с кружкой чая, присел Маслов.
– Это бывает, сказал он, прихлебывая чай.
– На полях, где в войну были тяжелые бои, часто находятся неразорвавшиеся снаряды и мины...
– Распиздяи, мать их!
– вдруг выругался седой и, посмотрев на Олега, пояснил:
– Это я про тех, кто тут до нас был. Раскоп начали, но, видно, как самолёт в болоте обнаружили, так и кинулись все к нему, не проверив раскоп до конца. Распиздяи, одним словом.
Олег кивнул и поинтересовался:
– А самолёт случаем нашли не в самом центре болота?
– Да...
– удивился Маслов и очень внимательно смотрел на Чернова. В его взгляде было что-то странное.
– Ты ТАМ был?
– Вдруг спросил он.
– Где?
– Спросил Олег, сразу поняв, что тот имеет ввиду.
– Там!
Теперь на него смотрели все, и в их глазах не было усмешки. Чернов понял, что если он им всё расскажет, то никто смеяться над ним не будет.
– Вы не поверите, но я там был.
– Олег обвёл взглядом парней. В их глазах читался только интерес, а лица были серьёзны. Очень серьёзны.
– Мы верим тебе, - медленно произнес Маслов.
– Ты не думай, это вполне серьёзно. Понимаешь, мы все там были. На той войне. Не знаю, как это получается, но каждый из нас хоть раз попадал туда, на ту войну. Кто, так же как ты, кто во сне, кто просто во внезапных видениях. По-разному. Мы видим как, сражаясь, гибнут люди, как бросаются с гранатой под танки, как...
И подполковник замолчал, отвернувшись.
– Мы все там были. Некоторые много раз, - сказал один из парней.
– Иногда всё повторяется. Я два раза был на той войне, и два раза видел как один и тот же немецкий танк давит раненых красноармейцев.
– И ничего не мог поделать.
Седой подполковник повернулся, в его глазах блеснули слёзы.
– Так происходит только здесь, на таких вот полях, где лежат погибшие солдаты той войны. Это они так зовут нас, понимаешь? Каждый раз мы возвращаемся на эти поля и ищем погибших. И будем искать, пока не найдётся последний солдат той войны.
– Последний солдат той войны, - эхом повторил Олег, и стал рассказывать.
Он опять стрелял и боролся с тем немцем, опять ломал до боли в теле самолёт, и видел как Егоров, с гранатой в руке, бросается под немецкий танк, а в груди нарастал холодный ком.
Когда Олег замолчал, его спросил один из ребят:
– Значит на И-16 , что недавно нашли в болоте, летали вы?
– Да, - кивнул Олег, - я выпрыгнул с парашютом, а он упал там. И ещё...
– Олег взглянул в глаза Маслову.
– Я должен кое-что вам показать.
Чернов поднялся и уверенно пошел в поле. Через сорок метров остановился.
– Здесь похоронен ваш дед. Я сам его хоронил.
Евгений Владимирович встал на колени и прижал ладони к земле.
– Да... да, я чувствую, он здесь. Я...
Седой подполковник заплакал, а парни встали вокруг и тихо запели:
– Пусть не сразу об этом в стихах запоют,
Не сегодня, не завтра - когда-то,
Кто-нибудь из солдат, уцелевших в бою,
Сложит песню о мёртвых солдатах.
Сложит песню о тех, кто остался лежать,
Не опознан ни кем, не оплакан,
Кто свалился за шаг, до того рубежа,
За которым кончалась атака.
Из горящих траншей, под огнём и свинцом,
Адресов не оставив в конверте,
Гимнастёрки рванув, плюнув смерти в лицо,
Прорывались ребята в бессмертье.
В скольких окнах в те дни не гасили огни,
В скольких избах сидели у окон:
– Может, живы они? Не придут ли они?
Не вернутся ль они издалёка?..
–
Нет! Пурга замела в чистом поле следы,
Воле мёртвых снега не подвластны...
Нам не встретить их больше - живых, молодых,