Памятные встречи
Шрифт:
Я рад тому, что мы едем без остановки. В такую жару невыносимо стоять на месте. Через открытое лобовое стекло обдувает ветер. Жара не спадает до самого вечера. Потом солнце зависает прямо на пути над лентой асфальтового шоссе, и отблеск его от дороги и от капота машины слепит глаза.
Темнеет. Доносится тяжелый запах сероводорода. Наконец из-за пологих каменистых горок показывается сине-зеленая полоска озера Алакуль в окружении широкой каемки белых, покрытых солью берегов. Оно когда-то было продолжением Балхаша, теперь же отделилось, и уровень его сильно упал.
Пора остановиться на ночлег. Мы съезжаем с
Я давно заметил, что у сидящего за рулем зрение всегда работает с напряжением, не в пример разомлевшим от однообразия пустыни пассажирам.
— Посмотрите! — говорю я своим спутникам. — Сбоку дороги будто две птицы большие движутся.
— Нет никаких птиц, мерещится вам, это камни! — отвечают мне.
Машина идет быстро, и через несколько секунд, действительно, рядом с дорогой я вижу двух больших уток-пеганок. Они идут в некотором отдалении друг от друга, а между ними ровной цепочкой тянутся восемь птенчиков-пухлячков. Взрослые птицы-родители хотя и шагают степенно, но с тревогой поглядывают в нашу сторону, у пухлячков же ножки семенят с необыкновенной быстротой.
Я невольно загляделся на мирное семейство: большая жаркая и почти мертвая пустыня под синим небом, далеко за холмами — белая полоска Балхаша, и утки-пеганки со своим выводком с извечными родительскими заботами.
У птиц сейчас такое важное событие! Где-то вдали от озера, в покинутой норе лисицы, утки вывели свое потомство, и вот теперь происходит первый выход в свет молодежи, переселение ее в родную стихию.
С фоторужьем я тихо крадусь вслед за трогательной процессией, а бедные утки от волнения раскрывают красные клювы, одна из них приседает на ходу, подает какой-то сигнал опасности, и восемь пар крошечных глаз на пестрых головках, поблескивая, с тревогой смотрят на меня.
Сюжет для фотографии интересный, и мне бы подойти поближе, снимать да снимать. Но, право, совестно и жаль тревожить мирное и беззащитное семейство. Откуда им знать, что у меня самые добрые намерения. Сколько опасностей угрожает бедным птенцам, прежде чем они станут взрослыми. Вот и сейчас вдруг объявится в небе коршун, или из-за куста выскочит лисица. Подожду лучше на бугре, пока вся трогательная компания доберется до воды. Бог с ним, со временем, успею сделать все свои дела!
Джусандала — ровная пустыня, поросшая полынью. С юга на ее горизонте виднеется синяя полоска гор Анрахай, с севера — желтые массивы песков Таукумы. Мы едем по шоссе, поглядывая на однообразный ландшафт. Пора бы остановиться на ночлег, но вокруг все та же голая равнина. И вдруг показалась темно-зеленая полоска растений. Придется свернуть, поехать к ней. И вот перед нами открылся чудесный зеленый саксауловый лес, если только можно назвать лесом полудеревья, полукустарники, растущие друг от друга на почтительном расстоянии.
На одном дереве виднеется что-то темное и большое, с ярко-белыми пятнами и черным предметом неясной формы
Из нижней части гнезда вылетает потревоженная нами шумная стайка воробьев, с запозданием выпархивают отдельные парочки. Никогда я не видел в одном гнезде такую большую компанию пернатых квартирантов, пользующихся защитой своего покровителя. Тут их не меньше полусотни, жилище орла со всех сторон напичкано гнездами.
Захотелось сфотографировать орлят, и как можно скорее, не беспокоя родителей. Орлы, их уже оказалось двое, кружили далеко в небе, набирая высоту. Пришлось подогнать машину почти вплотную к дереву. Но птенцы не желали позировать, лежали пластами, будто мертвые. Снимок получится невыразительным. Вдруг один птенец поднялся, раскрыл клюв, зашипел. Потом растопырил голые, без перьев, крылья и замахал ими. Глаза его сурово засверкали из-под насупленных пушинок. Вид у него получился очень грозный и воинственный. Он явно решил защищаться от нарушителей покоя.
Я увлекся фотосъемкой и не заметил, что вся земля кишит полчищами кобылок. Они, будто брызги воды из-под колес автомашины, въехавшей в лужу, разлетались во все стороны. Вначале я подумал, что случайно набрел на скопление кобылок. Но весь саксаульник изобиловал ими. Это была кобылка-атбасарка. Она известна тем, что иногда сильно размножается. Кое-где взлетали из-под ног, сверкая изящными красными, синими и черными крыльями, кобылки-пустынницы. Но их было мало.
Шустрые самцы кобылок выскакивали из-под ног, совершали в воздухе сложный поворот назад, стараясь приземлиться в стороне и чуть сзади. Некоторые на скаку перевертывались кверху белым брюшком и, сверкнув им, как бы терялись из глаз, приняв на земле обычное положение и вновь становясь серыми. Самочки менее шустры и больше размером. Несмотря на кажущуюся неразбериху среди этого скопления мечущихся насекомых, каждая кобылочка, в общем, держалась своей определенной территории, в чем было нетрудно убедиться, если ходить за одной и той же из них. У кобылочек ненадолго хватало прыти. Через пять-десять прыжков они явно уставали и легко давались в руки. Скачок, оказывается, предпринимался только как способ защиты от опасности и требовал большой энергии.
Я раздумываю: отчего здесь в таком количестве размножилась кобылка? Предшествующие годы были засушливыми. Может быть, потому, что не стало врагов кобылочек ос-парализаторов? Обезжизненную ударом жала кобылочку осы закапывают в землю, отложив на нее яичко. Сами же охотницы подкрепляют свои силы нектаром цветков. В засушливые годы пустыня не цвела. Осы исчезли. Та же участь, возможно, постигла и других врагов кобылки — мух тахин, откладывающих яички под крылья взлетающих кобылок. Могли быть и неизвестные мне причины благоденствия скачущего племени. Интересно бы понаблюдать за этой кобылкой. Но мой пес, ярый охотник, вскоре находит ежа и устраивает над ним истерику. Пока я спешу на выручку, собака, обезумев от ярости, исцарапала пасть об иголки.