Пандемия
Шрифт:
— Лизок, я с тобой, не бойся, все будет хорошо. Я уверен, — произнес Павел, понимая, что все это лишь простые слова утешения. Он слышал, как она тяжело дышала. Ольга посмотрела на Павла и молча покачала головой, потом взяла за руку и произнесла:
— Видел?
— Что?
— Из окна сифонит, вирус наверняка проник в квартиру с потоком воздуха, и возможно уже давно.
— Сколько у них времени?
— Не знаю, но думаю, что не много. Максимум до вечера.
Как он не сдерживал себя, слеза скатилась по щеке, и он отвернулся, почувствовав, как на плечо легла рука Артема.
— Держись старик.
— Я
— Верю, и все же.
Они сидели за столом на кухне. Есть не хотелось, и они скорее просто заставили себя хотя бы выпить чая с остатками сухарей и печенья, которые лежали на столе в соломенной корзинке. Лиза зашла на кухню. По её лицу было видно, что ей плохо. Но она еще держалась на ногах.
— Паша, ты хотя бы варенья предложил, а то пустой чай с сухарями.
— Все нормально, Елизавета Алексеевна.
Павел обернулся, поднялся и, видя её нездоровое состояние, отвел Лизу в комнату.
Она легла прямо в одежде. Сил совсем не было. Она закашлялась, и, приподняв руку, провела рукой по лицу Павла, тихо произнесла.
— Я счастлива, что смогла найти тебя. Больше всего я боялась умереть, так и не увидев тебя. Знаешь, я только сейчас поняла, как мало надо для счастья человеку. Достаточно только увидеть глаза, руки, лицо любимого. Услышать голос, твой голос, Паша. А теперь, мне ничего не страшно, веришь, ничего. Вот только жаль, что я так и не смогла родить тебе никого. А может это и лучше? Как ты думаешь? Тогда мне было бы тяжелее умирать.
В глазах Павла стояли слезы, и он ничего не мог с собой поделать. Он понимал, что слова утешения неуместны, да и что он мог сказать, что он тоже безмерно любит Лизу, что не понимает, как он будет без неё, что мир, уходящий вместе с ней, станет пустым и бессмысленным? Ничего этого он не сказал ей, только продолжал смотреть на неё, пытаясь запомнить эти милые сердцу черты. Её улыбку, очарование губ, глаз, бровей, все то, что так мило ему в ней и с каждой минутой, становится ещё дороже.
— Не надо, — произнесла она, и потянулась рукой, чтобы смахнуть катившуюся у него по щеке слезу. Рука не успела дотянуться, как она потеряла сознание.
— Ольга Николаевна, ей плохо, — крикнул он, словно та знала, что можно предпринять, чтобы ей помочь.
Савельева стремительно вошла в комнату и, пощупав пульс, сказала:
— Она держится, но состояние очень тяжелое. Где сумка, которую я взяла с собой из института?
— Там в коридоре.
— Принесите, пожалуйста.
Павел принес сумку. Волин стоял в дверях и смотрел.
— Что вы хотите предпринять?
— Пока не знаю, просто…, слушайте, где её паспорт?
— Паспорт? Зачем вам её паспорт?
— Делайте, что вам говорят, а не задавайте вопросы.
— Сейчас, кажется, лежал у неё в сумке, — Павел достал паспорт и передал его Ольге.
— Так, очень хорошо, третья группа, и у вас, та же, и резус фактор одинаковый. Закатайте рукав, а лучше снимайте рубашку.
— Вы хотите попытаться сделать ей переливание крови?
— Угадали. Сделаем инъекцию на базе вашей крови. Это единственное, что мы можем сделать.
— Вы думаете, это поможет?
— Я ничего не думаю. Просто больше я ничего не могу сделать. Не могу же я сидеть и смотреть, как она умирает.
Процедура
— Остается ждать и надеяться.
— И молиться, — добавил Волин.
— Чего, молиться? — грозно переспросила Савельева, и посмотрела в его сторону.
— Нет, молиться, это не про меня. Никогда не была верующей. Если бы господь создал человека, он не допустил бы тех страданий, которые выпали на людскую долю. А если он все это допустил, то по мне,… а, что говорить, все пустое. Но пусть меня сожгут на костре инквизиции и отлучат от церкви, но я, так же как и Галилей, крикну: «А все-таки, она вертится». Если он действительно создатель, он не допустил бы такого, не верю, и никто не заставит меня поверить в это. И уверена, что сегодня не только день, когда гибнет наша цивилизация, но день, когда гибнут все наши иллюзии о Боге и мире, который он создал. Это человек создал свой мир и своими руками его погубил, и не нужно искать оправдания, что кто-то в этом виноват, — она так возбужденно говорила об этом, что Волин с изумлением посмотрел на неё, словно впервые увидел. Её глаза сверкали, волевое лицо было живым и красивым, и он вдруг подумал:
— Черт возьми, мир катится в пропасть, но стоит появиться на горизонте симпатичной женщине, и забываешь обо всем на свете. И как это я раньше не обратил внимания на Савельеву? Симпатичная, и говорит так. А взгляд, какой, просто с ума сойти можно.
Глава 3
— Ольга Николаевна, — обратился к ней Павел.
— Слушай, давай без отчеств.
— Согласен. А если попытаться перелить кровь отцу и матери, ты думаешь поздно?
— Во-первых, я не знаю какая у них группа крови. У меня и Артема, вторая. Если у них первая, то нельзя. Кроме того, уже слишком поздно. Им осталось жить от силы час-два. Я вообще никак не возьму в толк одну вещь.
— Что ты имеешь в виду?
— Они втроем были в одном помещении, никуда не выходили. Следовательно, заразились практически одновременно. Однако картина болезни у твоей жены совсем иная. Я никак не пойму, почему развитие болезни, происходит столь по-разному. Жаль, нет возможности сделать анализ её крови. Постой…, — она как-то странно посмотрела на Павла, и словно смущаясь, произнесла:
— Ты, кажется, был в увольнительной?
— Да, а что?
— Слушай, а ты… Короче, ты в этот период занимался с женой сексом?
— Ну…
— Павел, я серьезно, как врач спрашиваю?
— Да.
— А раз Лиза беременная, то вы вряд ли пользовались презервативами, не так ли?
— Да вообще-то, мы ими и до этого не пользовались.
— Слушай. Единственное, что могло на неё подействовать, это то, что в её организм через сперму, могли попасть антитела из твоего организма, которые и вызвали такое противодействие развитию болезни.
— Ты думаешь?
— Не уверена, но вполне возможно. Нужны исследования, но сейчас это не сделаешь, а так хотелось бы подтвердить мои предположения. Понимаешь, если это так, то есть вероятность, что её организм как бы адаптировался, и борется с инфекцией, тогда введение крови, может способствовать стабилизации процесса.