Пандемия
Шрифт:
Димка упорно делал вид, что ничего не замечает. Антон оглядывался по сторонам, пытаясь определить, откуда идет этот жуткий звук. Слух подсказывал ему, что он доносится со стороны магометанского кладбища, но не хотелось и думать, что там издает такой звук... Манящий, притягивающий к себе. Призывный. Внезапно Антону захотелось на него откликнуться, завыть в ответ, но еще больше тянуло идти на него. Антон сбавил шаг. Голова внезапно налилась чугунной тяжестью, зазвенело в ушах, в висках зачастили молоточки, потемнело в глазах, словно задернули шторы, стало трудно дышать, будто бы воздух загустел.
Взгляд его был неотрывно прикован к мечети
– Морок давит. С дороги сводит, глаза отводит от пути истинного пути - бормотал Щербак, идущий последним. Антон глянул на него. Лицо водителя было белым, как мел, губы тряслись.
– Крыша поехала?
– рявкнул Димка, останавливаясь. Остановились и Антон со Щербаком.
– Если морок пошел, значит, пропали мы. До цели не дойдем, и назад не вернемся!
– Щербак! Или ты заткнешься наконец, или я тебя здесь пристрелю!
– Гиблое место, плохое. Даже шатунов здесь нет! Все стороной обходят. Морок здесь! Тянет к себе, призывает... Погибель зовет!
Щербак продолжал стенать, бормоча все тише, пока слов его нельзя было разобрать. Внезапно он уронил карабин и, опустив голову, побрел к оградам магометанского кладбища.
Димка догнал его, схватил за рукав.
– Очнись! Давай, приди в себя! Щербак!
– Навь воздушная, морок пустынный... Поет. Манит...
– Щербак, ты меня слышишь?!
Водитель медленно перевел на него одурманенный взгляд. Димка отмашисто, со всей силы надавал ему оплеух.
Щербак вздрогнул, глянул более осмысленно.
– Автомат свой подбери. Осталось недолго! Пошли, Серега!
– почти просил его Васильев.
Пожалуй, впервые Антон услышал, как Димка назвал водителя по имени. Васильев вообще привык называть всех по фамилиям, исключение делал только для тех, кто был сильно старше его по возрасту, и для Антона.
Щербак стоял, тупо разглядывая лежавший на асфальте "ДТ". Димка поднял автомат, сунул ему в руки.
– Ты-то как?
– Димка подошел к Антону, глянул в глаза. Тот трудом улыбнулся.
– Уходить надо отсюда. Нехорошее место...
– выдавил Левченко. Что-то сдавливало ему грудь, было трудно дышать, он хватал холодный воздух ртом, и не мог им надышаться вволю.
– Согласен. Убираемся.
Антон с Щербаком пошли первыми. Сзади их подгонял Димка окриками и тычками в спину. А после того, как кладбища остались позади, гудение растаяло во влажном воздухе, словно его и не было. Потянулись горелые кварталы - выгоревшие полуобрушившиеся коробки домов еще высились по обе стороны дороги. Видимо, пожар здесь бушевал жуткий - выгорело несколько сотен домов. Если Ховала существует, он явно здесь прошел, подумал с дрожью Левченко, разглядывавший старые пепелища.
Перед Софийской улицей прямо посередине проезжей части путь преградила очередная широкая воронка от авиабомбы, наполовину заполненная мутной дождевой водой. Обходили ее, подойдя вплотную к руинам горелых домов. Чуть подальше виднелись еще две воронки поменьше.
– Кого бомбили? Зачем?
– бормотал Димка, с укоризной качая головой.
– Глупцы...
Дождь стих, осталась лишь слабая морось, когда они наконец вышли на широкую пустынную Софийскую площадь, заваленную мусором. Однако, это было лишь затишьем перед настоящем ливнем - диким, неукротимым, саморазрушительным. Клубящаяся чернота уже обступала горизонт со всех сторон, вытягивая длинные щупальца из-за крыш домов, протягивая их вверх,
Ливанет, и еще как, поежился Левченко. Похоже, буря тянула до того момента, когда все небо не станет охваченным библейской тьмой - медлила, чтобы еще свирепее обрушить гнев на грешную твердь...
По периметру площадь была обнесена колючей проволокой и противотанковыми ежами. Однако, в нескольких местах в проволоке виднелись широкие, двухметровой ширины проходы. Два горелых "Черных орла" преграждали подступы к Институту. У одного башня вообще отсутствовала, второй танк стоял более или менее целехонький, хоть и был столь же закопченный. Гусеницы были перебиты, но длинное дуло, дерзко вздернутое к хмурым небесам, все еще безмолвно грозило кому-то неведомому.
Дима огляделся, закурил, поглядывая на небо.
– Пришли, похоже. Вот и наш институт.
Он махнул рукой в сторону шестнадцатиэтажного здания-параллепипеда из железобетона, стали и темно-зеленого стекла, уткнувшегося в хмурое небо ромбовидным наконечником. Перед зданием стоял бронзовый памятник ученому. Возвышаясь на внушительной высоты постаменте, он сжимал в одной руке пробирку, а в другой - открытую книгу. Впрочем, трехметровый человек не смотрел ни на то, ни другое. Окаменевший взгляд его был устремлен куда-то ввысь, выше крыш домов. Ход времени слабо отражался на памятнике; в былые времена его тщательно чистили и ухаживали за бронзой. Перед памятником когда-то был разбит круглый газон, теперь от него осталось лишь темное блюдце земли, обнесенное поребриком.
Подошли поближе. На постаменте латунными буквами что-то было выбито. Антон с любопытством прочитал вслух.
– "Заболотный Даниил Кириллович (1866-1929 гг.). Выдающийся микробиолог и эпидемиолог. От благодарных потомков..."
– Был такой ученый, - кивнул Дима.
– Много чего изучал, в том числе и возбудителя чумы.
– Сначала Хавкину хотели монумент поставить, - встрял маячивший за спинами Щербак. Внешне он уже вполне пришел в себя, порозовел от быстрой ходьбы.
– Комиссия уже утвердила архитектурный макет, потом кто-то наверху решительно возразил. Дескать, он же еврей! Что у нас, своих, русских ученых нет, что ли? Вот и поставили Заболотному памятник. Он хоть не семит. В Москве вообще Институт Гамалеи работал. Что с ним сталось, интересно? Хавкину мужиков лечить от холеры не давали. Только потому, что он еврей. Не любите вы их, русские. А ведь Гамалея что-то тоже не очень по-русски звучит, а ?
– он глумливо осклабился.
– Сыны Израилевы лучше вас. Вы это знаете и потому их не любите.
– Иди к черту, Щербак. Ты же сам русский, между прочим.- осадил его Васильев.
– По отцу украинец. Так что, фифти-фифти...
На потрескавшийся асфальт упали первые крупные капли начинающегося ливня. Первый такт был сыгран, началась увертюра хаоса. Путники ускорили шаг, подходя к цели путешествия.
Над пуленепробиваемыми стеклянными дверьми у входа висела широкая вывеска из белого
мрамора с прожилками с выбитыми на ней все теми же латунными буквами словами "Центр эпидемиологии и вирусологии имени Д.К. Заболотного". Осторожно, ступая как можно тише, отряд вошел через вертушку в просторный вестибюль.