Пандора Норна. Остров К
Шрифт:
– Прости, я не подумал…
– Засунь свое «прости», заешь куда?
– Догадываюсь. Только этим ничего не изменишь. Но есть один вариант, и если все получится…
– Заткнись, я знаю, чем заканчиваются все твои планы. Еще ни разу, слышишь? Ни разу ты не сделал что-нибудь нормально. Все твои идеи обязательно заканчивается неприятностями!
– На этот раз все будет по-другому. Это хороший план!
– Нет!
– Послушай, если мы сейчас…
– Я сказал, нет!
– Ладно, – всплеснул я руками. – Тогда сам думай, что делать.
– Я знаю,
– Нас казнят, Саймон, не дури! Обоих разом.
– Потому что думать надо было заранее, – он наклонился и больно ткнул мне пальцем в висок. – Но это не в твоем стиле, да?
Я решил не отвечать. Что ни скажу, только хуже сделаю.
– Мы подадим прошение на рассмотрение нашего дела в суде, как и положено законопослушным подданным ОКПиН, нас отвезут на Исправительный остров…
– Ох, не факт, – протянул Жан.
– Заткнись, – раздраженно прошипел Саймон. – Нас предадут суду, где ты, – он снова ткнул в меня пальцем, – будешь плакать и клясться, что исправишься и никогда даже не подумаешь нарушить правила. Понял? А потом ты будешь паинькой. Ты станешь самым послушным и старательным работником на земле. Тогда нас отправят на какой-нибудь другой остров, а может, вернут…
– Ага, – скептически фыркнул Жан, – в шестой раздел Металлургического острова взрывателем. Туда, где продолжительность жизни едва дотягивает до двадцати пяти, потому что от вредности производства рабочие уже в тринадцать лет начинают по кусочку отхаркивать свои внутренности. Это если повезет не подорваться на собственном динамите.
– Ради богов Пандоры, Жан, заткнись.
Жан, сдаваясь, поднял руки. На мгновение в туалете повисло тяжелое молчание, затем Саймон встал, отряхнул комбинезон и вышел.
– Сайм, – позвал я его, но он захлопнул дверь, даже не обернувшись.
– Оставь его, – посоветовал Жан. – Он нас сейчас не послушает. У него, похоже, шок. Но думаю, тебе не стоит так переживать за него. О себе лучше подумай.
– Почему это?
Жан задрал рукав форменной рубашки на правой руке и показал мне свою метку.
– Что тут написано?
– Консервация Сто Семьдесят Шесть. К чему это?
– К тому, что документы у вас одни. Типовые, как и у меня. Их выдали вам при рождении. Там написана дата рождения, имя, остров, – он указал на слово «Консервация» выбитое на руке. – И номер семьи, в которой вы родились. – Он указал на цифру «176». – Так?
Я кивнул.
– У тебя эта метка есть? – спросил он.
Я снова кивнул и тоже задрал рукав.
– А у Саймона?
Голова соображала чертовски туго, но я, как следует, напрягся и вспомнил день, когда мы пришли в Академию на поступление. Метки ставили по документам перед зачислением на первый курс специально заготовленными шаблонами.
Мы выстояли очередь и протянули учетнику документы. Он разглядывал их несколько секунд, потом схватил меня за правую руку и впечатал
– Одни документы, одна метка.
Не знаю, почему он выбрал именно меня. Скорее всего, это вышло случайно.
Я отрицательно покачал головой.
– По документам у четы Сто Сорок Два только один сын, так? – уточнил Жан. – И у него есть метка. Саймону ничего не грозит. Официально его не существует, а значит, и правила он нарушить не может.
– Да, но… Если у него нет ни документов, ни метки, он не является подданным ОКПиН и не имеет права находиться на их острове. Он чужеземец и подлежит ликвидации. Стратеги не в курсе нашей ситуации да и вряд ли захотят разбираться. О, Боги Пандоры, что же я наделал?
Осознание шарахнуло по голове трехтонной железной плитой. В ушах зазвенело. План Саймона не сработает. Он не имеет права ни на суд, ни на Исправительный остров. Его просто уничтожат.
– Я не подумал об этом, – Жан побледнел и тут же вскочил на ноги. – Надо срочно забрать его оттуда.
Я тоже поднялся. Меня всего трясло. Стратеги причалят через полтора часа, а извозникам хватит и десяти минут, чтобы довезти их до завода.
Мы со всех ног кинулись на второй этаж. Туда, где проходил урок конструирования консервных банок. Еще один общеобразовательный предмет, который никак не касался нашей будущей профессии. Весь наш выпуск по окончании обучения встанет к конвейеру и будет раскладывать по банкам уже готовую еду. А дальше самых ушлых будет ждать карьерный рост. Одни станут вахтерами в Управлении, другие учителями академии, а третьи бригадирами в разных цехах завода. А на их смену придет следующий выпуск второго раздела. Но нам с Саймоном не придется на все это смотреть и тем более в этом участвовать. Скорее всего, мы не доживем даже до утра.
Я добежал до кабинета ККБ первым. На привычном месте брата не оказалось. Сердце провалилось в желудок. Воображение вмиг нарисовало ужасающую картину казни. Перед глазами появились пульсирующие темные круги. Жан подошел сзади положил руку на мое плечо и указал пальцем на последнюю парту другого ряда. Саймон сидел рядом со Сто Восемьдесят Четвертой и увлеченно черкал что-то на рисовальном листе, то и дело поглядывая на свою соседку. Рузанна покраснела и пялилась в его конспекты с нескрываемым любопытством.
Я вдруг почувствовал желание, как следует, ему врезать. В глазах прояснилось, но меня всего затрясло от ярости. В такой критический момент, когда нам следовало бы держаться вместе, он мало того, что свалил, так еще и сел за другую парту! И все же сквозь нахлынувшие эмоции протиснулся вздох облегчения. Саймон был в классе. Живой.
Я тихо прошел на привычное место и шлепнулся на стул. Жан остался стоять в дверях. Учитель прервал лекцию и вопросительно приподнял черные, поддернутые сединой брови, однако ни раздражения, ни гнева во взгляде не отразилось.